Сказки дядюшки Римуса (сборник)
Шрифт:
Однажды, когда оба пса, утомившись после дневных трудов, только-только разлеглись в своих конурах, лиса тоже забралась в своё жилище и оттуда громко позвала:
— Гектор! Султан!
Услышав, что их зовут, псы пулей вылетели из своих будок и помчались к дверям сторожки. Но двери оказались закрытыми. Собаки долго осматривались по сторонам и всё искали, кто же это их звал. Никого! Они не спеша возвратились к своим домикам, но, едва улеглись и задремали, лисичка крикнула ещё громче, чем прежде:
— Гектор! Султан!
Собаки опять стремглав бросились к сторожке. Они ещё внимательнее обыскали весь двор и долго не возвращались на место: боялись,
— Кто-то издевается над нами, — тихо прорычал Гектор.
Он остановился у конуры проказницы и посмотрел на неё строго и подозрительно. Однако лиса притворилась, будто беспробудно спит вот уже целую неделю. Старый и опытный Гектор сразу почувствовал, что здесь дело нечисто, но он никак и подумать не мог, что лисица звала их человеческим голосом. Поэтому он только поворчал себе под нос и улёгся вместе с Султаном возле своей будки, ожидая, не позовут ли их снова.
Но лисичка дважды хорошенько погоняла своих врагов и уже убедилась, что умеет произносить слова, совсем как человек, и ей этого было достаточно. Однако с того дня она стала ещё внимательнее слушать всё, чему учила её Руженка. Лису очень забавляло, когда девочка давала ей в лапку карандаш, а потом водила карандашом вместе с лапой по бумаге, показывая своей ученице, как писать буквы. И что же? Лиса и это скоро освоила. Ведь её не приходилось заставлять учиться; даже оставшись одна, когда «учительницу» родители звали домой, лиса, взяв в лапу острый прутик, чертила им на песке разные буквы. И, конечно, при таком усердии она вскоре уже умела написать своё имя: «Лисичка».
Обе собаки часто приходили к её конуре посмотреть, чем это она занята. Но лиса всегда успевала замести хвостом песок, так что собаки ничего не могли понять и от этого злились ещё пуще.
— Давай будем дразнить её и изводить до тех пор, пока она сама не сбежит отсюда, — предложил Султан.
— Верно! — согласился Гектор. — Житья от неё не стало! Ведь это она нас тогда звала, помнишь? Руженка выучила ее болтать по-человечески, как какого-нибудь глупого скворца. И пусть бы она разговаривала сама с собой, но какое она имеет право звать нас, кричать на нас, как на бродяг! Но мы ей покажем, на что способны настоящие собаки! Султан, делай то же, что я…
Лисичка в это время спокойно грелась на солнышке. Но вдруг она увидела, что оба пса поднялись и направились к ней. Сперва она не придала этому значения, но, когда Гектор и Султан со свирепым лаем кинулись на неё, она поневоле залезла в конуру и забилась в самый дальний угол. Конечно, она знала, что им запрещено её обижать, но ведь такие хулиганы могли на минутку и позабыть о своём хорошем воспитании.
А собаки, напугав лису, преспокойно отправились восвояси, будто ничего не случилось.
И эту грубую шутку они повторяли каждый раз, как только лесничий уходил со двора. Вскоре жизнь в лесной сторожке стала для лисички просто невыносимой. Конечно, она могла пожаловаться на обидчиков, но считала это ниже своего достоинства.
«Ведь я мужественный лесной зверь, — говорила себе лиса, — а не какая-нибудь домашняя кошка. Мне стыдно хныкать и ябедничать. Лучше уйду отсюда. Насовсем! Еник и Руженка, конечно, поплачут, но ведь должны они понять, что моё место не в конуре, на привязи, а в лесу — там, где живут
И лиса стала ждать удобного момента для бегства. Она не очень задумывалась о том, что, очутившись на свободе, должна будет сама позаботиться о пропитании. Ведь тем лисам, про которых читала Руженка, всегда всё легко удавалось.
И вот момент настал.
Однажды Руженка плохо застегнула ошейник, и лиса почувствовала, что может освободиться без особых усилий. Так она и сделала, когда оба пса ушли с лесничим в лес. А потом молнией — через двор, под ворота и в лес!
Прощай, лесная сторожка «У пяти буков», будьте счастливы, Еник и Руженка! Здравствуй, свобода, золотая свобода!
В тот вечер дети лесничего долго плакали, пока не заснули. Напрасно отец, утешая их, обещал принести из лесу другую лисичку, умнее прежней.
— Не хочу другой! — говорил Еник.
— Не надо нам другой, пока наша где-то в лесу умирает с голоду! — плакала Руженка. — Ведь она совсем не умеет охотиться и к тому же привыкла есть только варёное и жареное. Где ты, моя золотая, моя милая?
И только Гектор и Султан ходили по двору с видом победителей. Они считали, что ловко избавились от лисицы, и собирались ещё круче с ней разделаться, если бы она попалась им в лесу.
Новый дом
Еник и Руженка ещё не успели как следует оплакать потерю своей любимицы, а она, неблагодарная, уже нашла себе новый дом — отменную нору под старым, кривым дубом, что растёт по другую сторону горы Гомоли, в Доланском охотничьем округе.
На следующее утро она хорошенько обследовала окрестности и осталась всем довольна. Неподалёку от её дуба оказалась сторожка лесничего Бржезины, у которого был сынишка, очень похожий на Еника, — это тоже пришлось лисичке по душе: хотя она выискала себе новый дом подальше от прежнего, подальше от Гектора и Султана, но она уже привыкла к людям и скучала по Енику и Руженке. Однако она решила, что никогда больше не станет жить с людьми. Во-первых, в лесу привольнее, а во-вторых, всякая порядочная лиса должна сама добывать себе пропитание. Считая себя вполне взрослой и самостоятельной, она решила, что будет именовать себя не иначе, как кумой Лисой. Ведь так зовутся все сказочные лисицы. И, раз уж таково её желание, мы тоже будем вежливо называть её кумой.
Итак, всё шло хорошо, пока наша кума Лиса не захотела есть. Варёного и жареного в лесу не найти, а промышлять дичь она не умела. Дня два она питалась разной мошкарой, а потом совсем приуныла. К тому же все хитроумные лисьи уловки, про которые она наслышалась от Руженки, смешались в её голове, и теперь она не могла вспомнить ни одной…
Можете себе представить, как обрадовалась наша кума, когда однажды, подойдя к дому лесничего Доланского округа, она услышала через окно одну из тех сказок, что когда-то читала Руженка! Лесничий тоже забавлял своего маленького сына побасёнками о лисицах, которые всегда ухитрялись отобрать у зверей и у людей самые лакомые куски.