Сказки и были Безлюдных пространств

Крапивин Владислав Петрович

— Почему? — обиделся за Максима корнет Гарский.

— Потому что… только что женился второй раз, а тут из-за войны разорилась нотариальная контора, которой он уп­равлял… А за меня ему, наверно, посулили немалые деньги.

Новое молчание было неловким. Всех, наверно, удивило (а может, и покоробило), как прямо и без всякой любви мальчишка говорил об отце. А возможно, почуяли в словах его давнюю горечь. Но поручик Дан-Райтарг высказался с прежней бесцеремонностью:

— А лично вам что посулили, если не секрет?

— А я ничего не просил, — отозвался

Максим без обиды.

— Что же заставило вас согласиться на опасное дело? — осторожно спросил Реад.

— Многое… — сказал Максим. — Да. Тут много причин… Ну, конечно, хотелось приключений, как в книжках про войну. А еще я думал: если я сделаю это, ко мне перестанут придираться в гимназии. А то один раз чуть не исключили…

— Вы не похожи на нерадивого ученика, — заметил Реад.

— Там другое… А еще дома мне стало как-то… не так. Когда он женился… А главное то, что я думал: если я помогу спасти Дениса, это же будет удар по мятежникам! Верно? Значит, получится, что я отомстил за маму…

— А что случилось с вашей мамой? — тихо сказал Реад.

— В прошлом году она слегла с сердечным приступом. Нужен был доктор, очень срочно. Я побежал за ним, и мы за­торопились к маме, но на улицах были баррикады мятежни­ков. Их солдаты не хотели нас пускать, издевались над докто­ром, говорили, что шпион, расстрелять обещали… Ну, потом все же пропустили, но было поздно…

Реад подсел ближе.

— Максим… но, если дома вам несладко, зачем вы туда спешите?

— А куда деваться-то?

— Как куда? Вы же суб-корнет черных кирасир!

— Господи, ну какой я суб-корнет! Это же было пона­рошку…

— А вот здесь вы крайне заблуждаетесь, — веско сообщил ротмистр Реад. — Вам командир полка официально присво­ил это звание. И вы, кстати, доказали, что вполне достойны его… Лишить вас этого звания может по уставу лишь тот же командир. А если он погиб или ушел в отставку, то сделать это вправе лишь Великий герцог. То есть теперь уже король…

— А он, если это и сделает, то лишь затем, чтобы присво­ить более высокий чин, — подал голос Дан-Райтарг.

— Поручик, вы несносны! — подскочил корнет Гар­ский. — И если вам угодно…

— Да ничего мне, корнет, не угодно, и мысль свою я вы­сказал без всякой подоплеки…

Реад, переждав перепалку, продолжал:

— Вы, Максим, имеете право на офицерское содержание и квартиру. И, поскольку вы не окончили образование, вас обязаны будут зачислить в военную гимназию. Но, конечно, не кадетом, а слушателем, на правах офицера…

— Да, но я не хочу быть военным, — тихо сказал Максим.

— Вот как? Жаль, — вздохнул Реад. — Мне кажется, вы были бы прекрасным офицером. Впрочем, звание в любом случае останется за вами, вы будете считаться в бессрочном отпуске. И кирасиры своими заботами не оставят вас, это их долг…

— Благодарю, — одними губами сказал Максим.

— А кем же вы хотите сделаться? — слегка ревниво спро­сил корнет Гарский. — Конечно, если это не тайна.

— Простите, корнет, но это как раз тайна, — неловко ска­зал Максим. — То есть…

ну, я просто боюсь сглазить.

— Тогда не надо, — быстро отозвался Гарский с тем по­ниманием, какое бывает у одного мальчишки к другому в ок­ружении взрослых. Остальные негромко и необидно засмея­лись.

3

Тем временем наступили сумерки. Поручик Дан-Райтарг — в роли разводящего — повел в дубовую рощу смену караула, корнета Гарского и капрала Уш-Дана. Через минуту раздались три выстрела — сигнал особой тревоги. Кирасиры, схватив карабины, кинулись в рощу. И Максим кинулся — с револьвером полковника.

На поляне, в желтом свете фонарей лежали с перерезан­ными горлами два прежних часовых — подпоручик Тан-Сальский и бывший ординарец полковника Фома Варуш. Лошадей не было.

Мигом заняли круговую оборону, дали залп в чащу (и Максим выстрелил), но лесная тьма ответила молчанием. Тогда в боевом порядке отошли, унося тела убитых. Распре­делили позиции у окон. Реад разделил всех (и Максима) на боевые вахты. У Максима от нервной встряски перестала бо­леть нога — когда бежал вместе с другими в рощу, хромал, но боли не чувствовал.

Теперь все изменилось — и в обстановке, и в состоянии душ — война.

Горько было и стыдно. Прозевали врага! К тому же для кирасир потерять лошадей — почти то же самое, что потерять знамя. Особенно когда лошади — любимые. Но в тысячу раз страшнее была гибель боевых товарищей. Если в походе, в стычках, это еще понятно, а сейчас, когда операция была уже завершена…

Барон Реад почернел лицом. Он понимал: полковник бы не простил такого поражения. Хотя, с другой стороны, в чем вина? Караул был выставлен по всем правилам. Противник оказался хитрее и коварнее, но это и понятно: повстанцы — жители гор и лесов, охотники и лазутчики, они умеют подби­раться незаметно.

Впервые Реад подумал, что в этом деле полезнее был бы не офицерский отряд, а группа опытных егерей, привычных к войне в лесной глуши. Но высшее начальство, видимо, рассудило, что гвардейская стойкость и неукоснительная вер­ность офицерскому кодексу в данной операции более важны, нежели егерские навыки…

Впрочем, сейчас было не время для укоров и терзаний. Надо было думать про оборону. Каждый понимал, что скры­тый по кустам и роще противник охватил дом широкой под­ковой. Не пробьешься. И проводников теперь ждать бес­смысленно.

Путь к реке, через открытую поляну, оставался свобод­ным, в темноте нетрудно было добраться до воды, без лоша­дей-то. Но попытка переправы через вздувшийся стреми­тельный Хамазл была бы равна самоубийству. Враг понимал это и не стал блокировать дом со стороны берега.

Погасили очаг и фонари, чтобы окна не светились, не служили мишенью (лишь слабый потайной фонарик тлел в углу).

Сколько они продержатся? Патронов почти не осталось, провизии тоже. На быструю помощь с той стороны надежды не было. И врагам, если их немало, утром не составит труда взять приступом последнее убежище кирасир. Особенно если у них, у врагов, есть орудие…