Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
Продавец отозвался, не взглянув:
– Сам ты порода. Гуляй, мальчик, все равно не купишь…
Шурка виновато глянул на остальных, развел руками.
– Пошли, ребята, – с вызовом сказал Платон. – Они этих крокодилов на мясо разводят.
И все шестеро выбрались из толпы любопытных на свободный пятачок.
– Скажешь тоже, «на мясо»! – запоздало возмутилась Тина. – Гадость такая…
Кустик задумчиво спросил:
– Интересно, у этих ящериц хвосты отрастают, если оторвать? У маленьких отрастают,
– Тебе не все ли равно? – сказала Тина.
– Интересно же. У этого свойства специальное название есть. Ре… регни…
– Регенерация, – сказал Шурка, радуясь, что может поддержать разговор. – Способность к восстановлению живых тканей. У людей она тоже есть.
– Не выдумывай! – опять возмутилась Тина.
– Но ведь волосы-то у нас растут! И ногти!.. А у некоторых такая склонность – повышенная. Вот у меня волосы, например, то и дело обрезать приходится. И царапины заживают почти сразу. Там, на горке, я ногу колючками до крови ободрал, а сейчас уже – ничего. Вот… – Он дрыгнул ногой. На щиколотке был еле заметный след – словно неделю назад кошка царапнула.
– А разве была кровь? – обеспокоилась Тина.
– Была, я помню, – сказал Ник.
– Это у тебя от природы такое свойство? – спросил Платон. – Или его можно в себе выработать?
– Не знаю… Это после операции.
– После какой? – тихо спросила Женька.
Шурка вздохнул:
– На сердце…
– Ух ты, – уважительным шепотом произнес Кустик. – Слушай… А если палец оторвать, он у тебя тоже вырастет?
– Не знаю, я не пробовал, – серьезно сказал Шурка.
– «И все засмеялись», – подвел итог Платон. И все правда засмеялись. А Женька объяснила:
– Это у нас поговорка такая. В журнале «Костер» есть раздел со всякими анекдотами, которые обязательно кончаются этими словами. Иногда совсем не смешно. Ну и вот, если кто-нибудь ляпнет глупость…
– Разве я ляпнул глупость? – обиделся Кустик.
– Я не про тебя… Кустик у нас умный, только в нем фантазии через край. Иногда бывает, что такую историю сочинит, что… фантастичнее всякой фантастики.
– А бывает, что и на краешке правды, – вставил Платон.
– Хватит вам. Пошли лучше по птичьему ряду, – насупленно сказал Кустик.
И они пошли.
Здесь стоял свист и щебет. В клетках прыгали и шуршали крыльями щеглы, канарейки и волнистые попугайчики. В громадном количестве. Кучка людей слушала, как большущий белый какаду на плече у хозяина разговаривает по-испански. Другой крупный попугай – зеленый и хохлатый – в широкой клетке кувыркался на жердочке. А в клетке по соседству – высокой и узкой – сидел, прикрыв глаза, серый орел. Облезлый, неподвижный и гордый…
– Мне птиц в клетках всегда жалко, – сказала Женька. Вроде бы всем, но Шурка понял: прежде всего ему. – Взяла бы да всех повыпускала…
– Попугаи
Птичий ряд кончился. Ребята опять вышли за изгородь. Вдоль нее стояли киоски: с кормом для птиц и рыб, а заодно и для людей – с бананами, шоколадными батончиками, пивом и карамелью.
Тина сморщила нос.
– Куда смотрит санитарная инспекция! Разве можно торговать едой в таком месте!
И в самом деле, даже здесь, за границей рынка, пахло птичьим пометом, прелым сеном и всем, чем пахнет в тесном зверинце.
– Подумаешь! Сейчас экология такая, что заразы во всех местах полным-полно, – отозвался Ник. И всех, начиная с себя, пересчитал пальцем. – Шестеро. Каждому по половинке…
Он отбежал и скоро вернулся с тремя желтыми, в коричневых веснушках, бананами. Ловко разломал их пополам.
– Спасибо… – бормотнул Шурка. Неужели его считают уже своим? Или это просто так, из вежливости? Ну да, не будут же пятеро жевать, а один смотреть. Но все равно он был рад. Тем более что его половинка оказалась от того же банана, что и Женькина. Случайно, конечно…
Неподалеку врос в землю красный облезлый фургон. В тени его была самодельная скамья – доска на кирпичных столбиках. Приют для любителей пива. Сейчас тут никого не оказалось, и все шестеро устроились на пружинистой доске. Шурка не посмел сесть с Женькой и очутился между Кустиком и Тиной (с ее жарким свитером).
Покачались на доске, сжевали спелую вязкую мякоть.
– Бананы – лучший российский овощ, – назидательно сказал Ник.
– Помидоры вкуснее, – отозвался Кустик. Он отдувал от лица налетевший тополиный пух.
– Но дороже, – возразил Ник.
– Лучше бы мороженое купил, – упрекнула его Тина. – А то с бананов только пить хочется.
– Ты же простуженная! – Ник даже подскочил от возмущения.
– Ты же «кха-кха» и «кхе-кхе», – напомнил со своего края Платон.
– У меня же не ангина, а хрипы в бронхах. Мороженое на это не влияет.
Шурка прыгнул со скамьи:
– Подождите! – И помчался туда, где продавали эскимо.
На шесть порций ушли все деньги, что дала баба Дуся. «Вот тебе и картошка!» – с бесшабашностью подумал Шурка. И еще мелькнула мысль, что баба Дуся будет права, если свое обещание насчет полотенца претворит в жизнь. Ну и пусть!
– Ух ты-ы… – благодарным хором сказала вся компания, когда Шурка примчался назад.
– Ты небось разорился в дым, – смущенно заметил Платон.
– Ерунда! – Шурка всем вручил эскимо, лишь перед Тиной задержался: – Тебе правда можно? Не повредит?
– Не повредит, не повредит!
– Да сочиняет она про бронхи, – звонко подал голос Кустик. – Ей просто новыми лосинами похвастаться захотелось. А свитер натянула, чтобы получился этот… костюмный ансамбль.