Сказки и легенды
Шрифт:
– Хи! Хи! Хи! – сказал Эфиоп. – Этому трюку стоит научиться. Вот тебе урок, Леопард. В таком темном месте ты бросаешься в глаза, как кусок мыла в ведерке с углем.
– Хо! Хо! Хо! – воскликнул Леопард. – Ты очень удивишься, если я скажу, что в таком темном месте ты сам бросаешься в глаза, как желтый горчичник на мешке угольщика?
– Ну, с помощью обзывалок обед не добудешь, – сказал Эфиоп. – Дело в том, что мы не подходим к здешним природным условиям. Я собираюсь последовать совету Павиана. Он сказал, что я должен измениться, а поскольку мне нечего менять,
– И какой она станет? – спросил очень взволнованный Леопард.
– Она станет прекрасного, практичного черно-коричневого цвета с небольшим фиолетовым отливом и оттенком серого. Как раз то, что нужно, чтобы прятаться в дуплах и за деревьями.
И Эфиоп тут же сменил кожу, а Леопард взволновался еще сильней: он никогда еще не видел, чтобы человек менял кожу.
– А как же я? – спросил он, когда Эфиоп натянул прекрасную новую черную кожу на последний мизинец.
– Ты тоже последуй совету Павиана.
– Я ему уже последовал, – сказал Леопард. – Он сказал, что травоядные запятнали себя бегством из родных мест и я должен поступить так же. Я бежал из родных мест со всех лап и пришел с тобой сюда, только это ничего мне не дало.
– Павиан говорил совсем не о том, – возразил Эфиоп. – Когда он сказал, что ты должен себя запятнать, он имел в виду пятна на твоей шкуре.
– Какая польза мне будет от пятен? – не понял Леопард.
– Подумай о Жирафе, – сказал Эфиоп. – Или, если тебе больше нравятся полоски, подумай о Зебре. Уж они-то своим пятнам и полоскам рады-радешеньки.
– Ну уж нет! Ни за что не хочу стать похожим на Зебру, – заявил Леопард.
– Что ж, решай сам, – сказал Эфиоп. – Мне бы не хотелось охотиться без тебя, но если тебе непременно надо бросаться в глаза, как подсолнух на фоне потемневшего забора, придется с тобой распрощаться.
– Хорошо, я выбираю пятна, – сдался Леопард. – Только пусть они не будут очень большими. На Жирафа я тоже не хочу быть похожим.
– Я нарисую тебе пятнышки кончиками пальцев, – пообещал Эфиоп. – На моей коже осталось еще много черной краски. Сейчас увидишь!
И Эфиоп сложил пальцы в щепоть (на его новой коже и вправду осталось еще много черной краски) и начал прикасаться к Леопарду. И везде, где пять пальцев дотрагивались до шкуры, оставалось пять маленьких, тесно расположенных черных отметин. Такие отметины ты можешь увидеть на шкуре любого леопарда, Мое Солнышко. Иногда пальцы соскальзывали, и отпечатки получались слегка смазанными; но если сейчас внимательно присмотреться к леопарду, станет ясно, что отметины на его шкуре состоят из пяти пятнышек, оставленных пятью толстыми черными кончиками пальцев.
– Вот теперь ты писаный красавец! – сказал Эфиоп. – Ты можешь лежать на голой земле и выглядеть как куча гальки. Ты можешь лежать на голых камнях и выглядеть как пестрый валун. Ты можешь лежать на ветке и выглядеть как солнечный свет, пробившийся сквозь листву, а можешь разлечься прямо посередине дорожки, и никто тебя не увидит. Думай об этом и радостно мурлыкай!
– Но если я такой потрясающий, почему ты тоже не стал пятнистым? – спросил Леопард.
–
И они отправились охотиться и жили долго и счастливо, Мое Солнышко.
Вот и конец этой сказки.
Время от времени ты будешь слышать от взрослых: «Разве может эфиоп сменить кожу, а леопард – пятна?» Но даже взрослые вряд ли все время повторяли бы такие глупости, если бы Леопард и Эфиоп уже не сделали такое однажды. Но больше они никогда не будут меняться, Мое Солнышко. Они и так вполне довольны собой.
Слоненок
В стародавние времена, о Мое Солнышко, хобота у слона не было, а был только черный выпуклый нос размером с ботинок. Слон мог вертеть им из стороны в сторону, но ничего не мог им подобрать. Но жил тогда один Слоненок, полный ненасытного любопытства, который задавал очень много вопросов. Жил он в Африке, и вся Африка стонала от его любознательности.
Он спросил свою длинноногую тетю Страусиху, почему у нее перья на хвосте растут именно так, а не этак, и длинноногая тетя Страусиха дала ему тумака твердой-претвердой ногой. Он спросил своего долговязого дядю Жирафа, отчего у него пятнистая шкура, и долговязый дядя Жираф дал ему тумака твердым-претвердым копытом.
И все равно любопытству Слоненка не было предела!
Он спросил свою толстую тетю Гиппопотамиху, почему у нее красные глаза, и толстая тетя Гиппопотамиха дала ему тумака широким-прешироким копытом, а потом спросил своего волосатого дядю Бабуина, почему у дынь такой вкус, и волосатый дядя Бабуин дал ему тумака волосатой-преволосатой лапой.
И все равно любопытству Слоненка не было предела!
Он задавал вопросы обо всем, что видел, слышал, щупал, чуял и к чему прикасался, и все дяди и тети задавали ему трепку. Но он оставался бесконечно любопытным!
Одним прекрасным утром, в разгар Прецессии Равноденствия, этот любознательный Слоненок задал новый прекрасный вопрос, который никогда раньше не задавал:
– Что Крокодил ест на обед?
Все громко и раздраженно шикнули:
– Тише! – и тут же отшлепали Слоненка, и шлепали очень долго.
Вскоре после этого Слоненок случайно увидел сидящую на колючем кусте птицу Колоколо и сказал ей:
– Мой отец шлепал меня, и моя мать шлепала меня, и все мои тети и дяди шлепали меня за мою ненасытную любознательность. А я все равно хочу знать, что крокодил ест на обед!
И птица Колоколо печально прокричала:
– Ступай на берега большой серо-зеленой, мутной реки Лимпопо, где растет полно хинных деревьев, и сам все разузнай!
На следующее утро, когда от Равноденствия ничего не осталось, ибо Прецессия уже предшествовала ему в соответствии с прецедентом, любознательный Слоненок взял сто фунтов бананов (коротких, красных), сто фунтов стеблей сахарного тростника (длинных, фиолетовых) и семнадцать дынь (зеленоватых, сочных) и сказал дорогим родственникам: