Сказки и легенды

Деккер Эдуард Дауэс

Что вы сделали оба? Вы плывете на корабле с товарами. Это хорошо. Так поступил и Синдбад, и он стал богатым человеком, потому что он… понимал обхождение. Но у вас нет никаких манер. Вы помрете, как псы без хозяина. Это говорю вам я.

Когда я отправляюсь в путешествие, в морское плавание и занимаюсь торговлей, как поступаю я? Я вежлив и обходителен.

Когда я приезжаю в Маскат, что делаю я? Я приветствую султана, я делаю ему подарок. А что я делаю, когда приезжаю в Магдалу? Я склоняюсь перед негусом и подношу ему дары. Вот это манеры человека, который странствует, ездит по морям, ведет торговлю и… знает надлежащее обхождение.

Но у тебя, шейх шариф Алгабаши, и у тебя, шейх Авал бин Айдрусси эль Маскат, нет хороших манер. Ты, шариф, рожден погонять упрямых ослов. Ты, Авал, заслуживаешь того, чтобы тебя лягал бешеный верблюд.

Я командор Наталя, а вы вели себя со мною так, словно я самый ничтожный человек. Этот господин — комендант Большого форта [26] , который вы, наверное, видели, когда плыли по реке, — тоже не простой человек. Он малайский вождь и, следовательно, знатный человек. Он господин туанку всей страны Наталь. И те дату, которым вы прислали ваши прамедани, все они особы с весом и в почете в этой стране.

26

Этот форт назывался Марльброуг. Построен англичанами, довольно большой, но в мое время запущенный, с маленьким гарнизоном. (Прим. автора).

Поднесли ли вы мне достойные дары? Нет. Господину коменданту? Тоже нет. Господину туанку? Нет. Дату Синарапандьянгу? Дату Путиху? Другим дату? Нет, нет, нет, этого вы не сделали! Не ужасно ли это? О, как ужасно, астага-перлах! [27]

Стало быть, вы люди с дурными манерами.

Но

я этого не выношу. И я говорю вам, что вам надлежит подарить прамедани мне и всем другим знатным господам. Если вы хотите продать что-нибудь, пытайте счастья на базаре или у китайских торговцев… а мы не заплатим вам за ваши прамедани! И пришлите мне немного розового масла, но самого лучшего сорта. А теперь убирайтесь прочь оба!

27

Арабская клятва (собственно «истаграфар-аллах», нечто вроде: «Клянусь богом! Бог узнает!» (Прим. автора).

Разумеется, они хотели возобновить свои жалобы. И поистине было на что! Но я приказал выгнать их, и притом грубо. Туанку ошалело смотрел на меня.

— Что ж теперь? — спросил он.

Я попросил его послать кого-нибудь из его свиты на базар — «произвести дознание и рапортовать о результатах».

Выяснилось, что наши двое правоверных приютились у одного китайца и там изливали свою обиду с одинаковым пылом, но в разных направлениях.

Один высмеивал своего соперника и дразнил его тем, что он обанкротился на своих прамедани.

А другой?

«Это возмутительное обращение! — кричал он. — На рейде мне рассказывают, что тут не принимают никаких даров, а на берегу забирают мое добро! Я буду жаловаться великому господину в Паданге!»

Узнав об этом, я велел позвать ко мне обоих дружков и воздал им каждому по заслугам. Один получил свои деньги, а другой сел в тюрьму, где и квартировал с парочкой своих приверженцев до тех пор, пока не подвернулась оказия отправить его вместе с необходимыми объяснениями обратно в Персидский залив, где был приписан этот корабль. Как пошло дело дальше, мне неизвестно.

1873 год (Из цикла «Идеи»).