Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки
Шрифт:
Настала ночь. Уснули все в доме. Марокльнавт вошла в дом, сына покормила и укрыла потеплее, Эмэмкута поцеловала и пошла обратно во двор. По дороге охотничий нож Эмэмкута взяла и в балагане наверху положила. Каманхнавт утром встала и говорит Эмэмкуту:
— Давай откочуем отсюда; нечисто у тебя в доме.
А бедняжка жена Эмэмкута спряталась: стыдно ей, нагая она.
Дорогой у нарты полоз сломался. Хотел Эмэмкут его поправить, а ножа-то и нет.
— Ты чего остановился? — спросила злая баба.
— Полоз сломался, надо починить.
Испугалась худая баба-ящерица:
— Подожди, он, верно, в мешке!
Искала, искала — не нашла.
Побежал Эмэмкут домой, стал искать нож — не может найти. Марокльнавт в окошко заглянула и закричала:
— Нож наверху лежит!
— Что с тобой? Ты опять прежняя стала!
А она не может ничего ответить, не может выйти, показаться: стыдно — голая она. Отбежала от окна и спряталась. А Эмэмкут нашел нож и ушел к нарте и черной бабе.
Вошла в дом Марокльнавт и заплакала. Детской одеждой из травы лицо вытирает.
Эмэмкут с Каманхнавт домой к отцу поехали. Там увидали, кто-то едет, догадались, вышли из дому посмотреть красавицу жену сына: смотрят — а она как уголь черная. Рассказал Эмэмкут, как все было.
Марокльнавт — его настоящая жена — постель из травы сделала, в березняке подвесила, приготовила себе травяные одежды и стала жить.
Весной гуси прилетели.
— Зачем ты на нашем месте постель повесила?
— Я уйду. Не знала я, что это ваш березняк.
И хотела уйти. Налетел на нее гусь, женился на ней и тут же сын-гусенок родился.
Осенью гуси собрались улетать. Держит Марокльнавт своего мужа-гуся на привязи: жалко, улетит.
— Пусти, весной опять прилечу! — просит гусь.
Пожалела, отпустила, а сама изводится. Сын-гусенок утешает: то олененка добудет, то уток принесет.
Весной гуси опять прилетели. Встретила Марокльнавт своего мужа-гуся; стали опять вместе жить. А сын уже большой стал.
Один раз пошел на охоту старший сын Эмэмкута и Марокльнавт и добыл гуся, мужа своей матери. Каманхнавт, злая баба-ящерица съела гуся, а кости сберегла, сохранила. Рассердились гуси и решили Марокльнавт убить.
Один раз сидит Марокльнавт и шьет, а около паук — Сикукечх путается. Отбросила его она:
— Я шью, а ты мне мешаешь! — сказала она.
— Прячься скорее в кукуль, выходи во двор, — говорит Сикукечх.
Послушалась она, вышла во двор, забралась в кукуль, с головой закрылась, лежит, ждет.
Налетели гуси, стали ее бить. Подумали, что убили, и улетели прочь. А она вернулась в дом, опять сидит шьет.
Парнишка, сын гуся, совсем подрос, только одет не так, как люди одеты: травяная одежда на нем, на травяной постели спит. Люди-то ведь на оленьих шкурах спят и в кухлянках ходят!
Один раз собрался парнишка на охоту. Сначала решил идти, в чем дома ходил, но передумал и самую лучшую парку надел, которую ему мать дала. Ушел сын на охоту далеко от дома, добыл оленя, вдруг видит: навстречу ему человек идет. Одежа в тело вросла — та
— Иди со мной есть!
— Нет, не пойду, — отвечает тот.
— Почему не пойдешь?
Стали разговаривать.
— У тебя парка хорошая, а у меня одежа в тело вросла. Думал — чужой кто.
Стали есть, разговаривать.
— Да ты же брат мой от одной матери! — сказал брат-гусь, когда тот рассказал про себя.
Заплакали оба. Пошли вместе к матери. Один смело идет, другой застыдился — очень плохо одет.
А мать давно сына ждала.
— Далеко ли был? — спросила.
— Да, далеко. Не один пришел: старший брат во дворе остался, стыдно ему войти — плохо одет, одежа в тело вросла. Как ты одела, так он все в ней ходит.
Вышла мать во двор, узнала сына, заплакала:
— Бедный мой, несчастный! Как я одела тебя — так ты и остался в той одеже.
Потом сняла с него травяную одежду, надела парку, и стал он хорош — загляденье! Накормила, велела домой к Каманхнавт идти и принести кости гуся, своего второго мужа. Сын ушел.
Каманхнавт увидела его, испугалась, хотела убежать. Говорит мужу:
— Я во двор пойду.
Эмэмкут догадался, что настоящая его жена жива. Не выпускает Каманхнавт, злую бабу-ящерицу, из дому: боится, как бы она еще какое худо не сделала. Сыну кости гуся дал, к матери послал, велел сказать, чтобы домой шла. Сын убежал за матерью, отдал ей гусиные кости. Она подула на них — стал гусь живой.
Марокльнавт расчесала волосы на прямой пробор, принарядилась и пошла к первому мужу — Эмэмкуту.
Увидела Каманхнавт: идет женщина-краса домой, стала рваться во двор — не пускают.
Вошла Марокльнавт в дом Эмэмкута, ударила себя поперек лба вдоль пробора и распалась на две части: одна отошла к гусю, а другая — к Эмэмкуту.
Эмэмкут послал за сковородой, раскалил ее. Раздел Каманхнавт догола, толкнул ее, посадил на горячую сковороду и вышел во двор изжарить жирного мяса.
Все были рады. Стали есть, пить, гулять и спать легли. А Каманхнавт на сковороде изжарилась.
187. Ревне
Зап. В. И. Иохельсон (см. прим. к № 168).
Опубл.: Kamchadal texts, стр. 244, № К2.38.
В русском переводе публикуется впервые. Пер. с ительменского А. П. Володин.
Здесь Эмэмкут выступает не братом Синаневт, а ее женихом. Дочери Кутха, изображаемые в сказках ительменов в образе человеческих существ, вступают в брачные союзы чаще всего с животными персонажами. Это обусловлено тем, что сами они рождены от животных — ворона Кутха — Куйкынняку и сорочьей дочери Мити.