Сказки моей жизни
Шрифт:
Тридцать три дня мы плавали во льдах. Сперва отыскивали итальянцев, а когда их спас «Красин», мы искали пропавшего путешественника Амундсена. Солнце все время не заходило над нами.
Долгие часы я проводил на палубе, наблюдая, как борется «Малыгин» со льдом. И в эти часы я много, много раз вспоминал бабушкину сказку о волшебном корабле.
ПЕРО
… Развернул Иван тряпицу, в тряпице что-то блеснуло, и вдруг весь двор осветился ярким светом, стало как днем, при солнышке.
— Что это у тебя, Иван? — с испугом спросили братья.
— Это перо жар-птицы.
Город наш маленький. Если событие какое, то все тотчас о нем узнают по всему городу, из конца в конец.
Однажды мой отец пришел с работы и говорит:
— На масленке у Малинычева какой-то свет чудной строят. Повернешь этакую штуку, свет и засветится.
— А керосин куда наливают? — спросила мама.
— Совсем без керосину. Сам по себе горит.
Это было удивительно. Вечером я сказал об этом ребятам, и мы тотчас порешили сбегать к масленке Малинычева посмотреть, правда, ли там такой свет. Масленка от нас далеко — за кузницами, за водокачкой. Большая, вся белая, она раскинулась над ручьем. На всех окнах виднелись сетки из проволоки; окна от этого казались сумеречными.
Над крышей масленки, высоко в небо, протянулась тонкая железная труба с колпаком, и вечерами всегда из трубы сыпались искры. Если глянуть в окна, увидишь черных, закопченных людей, колеса с зубцами, печи. Вечерами там горели обыкновенные керосиновые лампы, как и у нас дома.
И в тот вечер мы смотрели масленку со всех сторон; лампы старые, ни одной новой, а уж о диковинных лампах и помину нет. Но по двору зачем-то наставили высоких столбов и проволоку протянули от одного столба к другому. Мы посмотрели через раскрытые ворота во двор, на столбы на эти. У ворот сидел старик-сторож.
— Дедушка, скоро новый огонь зажгут?
Старик засмеялся.
— А вам это зачем? Ишь какие прыткие! Зажгут скоро. Приходите через неделю — увидите. Вот и столбы поставили. И здесь вот лампа будет.
Он показал на резную перекладину ворот, где торчал крюк.
— А керосин куда наливают?
— Без керосину. Огонь по проволоке побежит. Видите вот проволоку? Так вот по ней от машины огонь и побежит. И-и, премудрость…
В эту неделю мы раза три ходили к масленке. И днем ходили. Мы видели, как по столбам лазили рабочие, что-то делали. Уже белые металлические абажуры появились на столбах и какие-то стеклянные пузыри в виде груш. И на крюке над воротами тоже виднелся белый абажур и стеклянный пузырь. В городе говорили: «У Малинычева пробовали электричество. Скоро зажгут».
Мы не видели, как пробовали свет. Прибежали вечером, а электричество уже горит: в стеклянном пузырьке огненная изогнутая проволочка блестела ярко и светло; от нее было светлее, чем от керосиновой лампы. На столбах по всему двору тоже горели новые, невиданные лампочки, похожие на груши. А глянешь в окна масленки, там на шнурах висят такие же лампочки, и во всей масленке стало светлее, чем было прежде.
Толпа народа стояла перед воротами, перед окнами, смотрела, ахала от удивления. Приезжали купцы смотреть. Мы видели, как сам Малинычев водил их по масленке, показывая и новые
— Не то удивления достойно, что лампа сейчас горит, а то, как зажигали ее. Ну скажи, пожалуйста, в один момент все лампы загорелись по всему двору. Вот мигнуть не успел — ан все горят. Премудрость! — И, почему-то понизив голос, добавил: — И дешевле керосину. Право. Сам хозяин говорит, дешевле.
— Да оно и правильно. Купец свое разве упустит? Им подавай, чтобы дешево было.
— В один момент везде свет.
На другой день засветло мы были у масленки. Нам хотелось посмотреть, как это в один момент засветятся все лампы. И не только нам хотелось посмотреть, но и взрослым. Большая толпа уже собралась у ворот. Стало смеркаться. Вдруг все окна масленки осветились разом: загорелись новые лампочки.
Все напряженно, не спуская глаз, смотрели на лампочку, что была над воротами. Вот свет вспыхнул, засветился ровно, ярко и над воротами и по всему двору. Толпа ахнула и заговорила возбужденно:
— И не мигнул! Гляди, и не мигнул!
— Раздувать не надо. Сразу.
В этот вечер к Малинычеву опять приезжали гости смотреть электричество. Мы видели — нарядной толпой гости вышли на крыльцо. Электричество много раз тушили и зажигали снова. Это было чудесное, невиданное зрелище. Как перо жар-птицы: «Развернул Иван тряпицу, в тряпице что-то блеснуло, и вдруг весь двор ярко осветился…»
Так я впервые увидел это чудо.
Много лет спустя, живя в большом городе, я любил, когда на улицах разом зажигались сотни уличных огромных фонарей. Вот сумерки, полутьма. Дома стоят серые, в полутьме угрюмые. И в момент вспыхнут сотни белых чудесных солнц, повиснут гирляндами вдоль улиц и зальют все кругом ярким светом. Фасады домов повеселеют, лица людей станут ясными, будто весь мир разом приукрасится.
Я приду к себе в комнату — лампочка маленькая на столе. Поверну выключатель, и у меня светло, как днем.
Перо волшебной жар-птицы теперь у меня на столе.
МОЙ ДВОРЕЦ
…Стоит дворец среди двора. Двор изукрашен кустами да деревьями, дорожки по нему построены торные. На дверях во дворе расписаны птицы-голуби, а везде по хоромам на потолках цацы заморские. По углам во дворце в хрустальных вазах лежат перья жар-птицы, от перьев ярь-свет идет, и ночами во дворце светло, как днем…
В детстве мне случалось бывать в глухих деревнях: под Саратовом. Я помню низенькие избы с черными от копоти стенами и потолком, помню широкие печи без труб. По утрам, когда затапливали печь, дым валил прямо в избу, густо умещался сперва под потолком, потом спускался ниже, до стола и лавок. Мы, ребята, ложились на пол, чтобы не задохнуться. Дым ел глаза, и мы, смеясь, плакали. А женщины метались в дыму, как страшные видения.
Время от времени дверь в избу отворяли. Тогда холодный воздух клубами врывался в избу, а дым выходил наружу. Когда становилось легко дышать и воздух очищался, дверь снова затворяли, и изба опять наполнялась дымом.