Сказки народов Бирмы
Шрифт:
Формирование собственной религии привело к систематизации и усложнению качинской мифологии, что довольно легко можно проследить по сказкам сборника. Имеется много мифов о культурных героях, о происхождении различных предметов и их названий. У качинов много легенд, волшебных сказок; их социальная среда — большие деревни, племена, феодальные княжества; образ короля связав с чужими странами, как у инта. Есть у качинов и бытовые сказки, много сказок о животных, как ранних, этиологических, так и поздних, близких к эзоповским.
Сюжеты качинских сказок разворачиваются с ситуации недостачи, сформулированной в принципе так же, как у инта; как и у инта, есть смешанные, с нашей точки зрения, сюжеты. Действие происходит в стране качинов, по отношению
В силу указанных выше причин миф занимает большое место в фольклоре качинов. Есть «чистые» мифы, есть мифологические зачины к волшебным сказкам, часть мифов смешана с волшебными сказками; часто вместе с мифом идет объяснение его ритуала, естественное в условиях формирующейся классовой религии. Здесь мы видим историю о потопе (с братом и сестрой и без их брака), о расселении современных народов региона; много мифов связано с культурными героями.
Волшебные сказки характеризуются не очень частым на западе Юго-Восточной Азии героем-победоносцем с богатыми вариациями на такие темы, как «царевна-лягушка», «Ромул и Рем», подвиги местного Геракла — Кхрай Но. У качинов есть во вполне очевидной форме эпос, что также выделяет их в пределах региона, типичны для эпоса — брат героя, завистник и убийца, в качестве основного антагониста, верная Пенелопа и прочие атрибуты эпоса. В этом жанре особую роль играют совершенно бесспорные заимствования у соседей бирманцев, из их средневековой художественной литературы, кое-как вставленные в волшебные сказки качинов, порой — большими неизмененными кусками. Волшебная сказка сплошь и рядом смешана в рамках одного произведения с бытовой, о чем говорилось выше как об особенности фольклора большинства народов страны.
Среди бытовых сказок — богатый цикл о хитрецах, почти отсутствующий у многих народов сборника и исключительно распространенный у бирманцев; герои их — и люди, и животные, иногда — и те, и другие. Но этот вид сказки еще не отлился в законченную форму, хитрец часто неудачлив, иногда просто дурак, все делающий невпопад (в более развитых фольклорных комплексах эта разновидность становится самостоятельной обособленной сюжетной группой); правда, в конце он всегда оказывается в выигрыше, причем часто совершенно, на наш взгляд, немотивированно. Именно поэтому все сказки такого рода нужно рассматривать как сказки о хитрецах.
Сказки о животных — в основном этиологические, эзоповское только еще формируется; животные близки к людям, между ними и людьми возможны браки и т. п. Даже домашние животные — это животные, а не люди, описанные при помощи характерных черт животных.
Из специфически качинских реалий, характеризующих их фольклор, надо отметить частое упоминание большой реки и ее жителей — рыб и приречных зверей. В то же время сюжетов, связанных с морем и рекой и с деятельностью человека на них, столь частых у монов, у качинов практически нет.
Помимо многочисленных поздних заимствований у бирманцев, в качинском фольклоре есть
Для языка устной литературы качинов порой характерно применение описания «крупным планом», с показом деталей, возможно, вследствие того что это живая, не канонизированная литература в отличие от фольклора большинства народов Европы к моменту его изучения. Эта же живость, неизбитость изложения типична и для бытовых сказок качинов, переживающих явный расцвет: свежесть рассказа отличает их и от малайских, и от кхмерских, и от вьетнамских. У всех этих народов многовековое сосуществование устной и письменной литературы повлекло за собой необратимые изменения в первой, окаменение, распространение штампов. У больших народов распространились штампованные ситуации и их сочетания, возникли фиксированные особенности устной литературы — следствие ее связи с письменной литературой и их влияния друг на друга. У качинов же фольклор находится в расцвете, и он меньше связан в выборе изобразительных средств, все основные виды которых уже освоены.
Столь же интересен своей нетронутостью и свежестью фольклор другой группы тибето-бирманцев — небольшого племени инта, горного изолята близ озера Инлей и на самом озере. Это народность, насчитывающая около 60 тысяч человек, давно, по-видимому о XIII—XIV вв., оказавшаяся в шанском (таиязычном) окружении и сохранившая ряд особенностей культуры, возможно отражающих культуру древних бирманцев — мранма в эпоху возникновения у них классового общества и формирования Паганской империи (X—ХШ вв.). Во всяком случае, инта — единственный крупный этнический комплекс, представленный в сборнике, в фольклоре которого реалии паганских времен занимают заметное место (напомним, что хроникальная традиция бирманцев в XV— . XVI вв. почти ничего не сообщала о паганских временах и лишь ученые XVIII в. стали собирать и широко использовать сохранившиеся отрывки сведений о былом величии Паганской империи).
В фольклорных сюжетах инта наиболее четко видна распространенная здесь организация исходной ситуации недостачи через пространственную и социальную изоляцию героев, на которую указывается в первых же фразах рассказа. Если у чинов завязка создается временной неполнотой семьи (муж ушел из дому), то у инта и прочих тибето-бирманских народов изоляция и неполнота носят более постоянный характер: герои сказок принадлежат к неполной семье — это вдовы, сироты; они изолированы географически — живут на окраине деревни, их горное поле находится далеко в лесу и т. д. Но, хотя сюжет разворачивается, как и у чинов, в деревне, сказывается былая близость к культуре классового бирманского общества, более высокий уровень развития самих инта. Это проявилось и в том, что во всем ощутимо влияние буддизма, и в том, что король — реальное лицо, а не далекий враг, не очень понятный рассказчику.
На влиянии буддизма стоит остановиться особо, так как оно сказалось лишь в некоторых областях фольклора и никак не было для него определяющий. Прежде всего это мотив судьбы, проникший в бытовую сказку, шире, чем у чинов, представленную у инта, причем порой волшебство там почти отсутствует. Буддизм проявляется, если можно так сказать, очень общо, некоторыми моральными сентенциями, темой судьбы, образом цветка лотоса, зуба — реликвии, он сведен к вещам и общим моральным нормам типа запрета есть мясо и т. п.
Широко бытующие у инта сюжеты распространены у народов северной части Индокитайского полуострова и их родственников в более северных районах юга современной КНР — миф о потопе и последующем расселении предков современных народов региона, о тыкве, из которой появились насельники горных и долинных земель тех или иных областей. Интересна попытка снять уже неприемлемую архаическую черту — брак брата и сестры, уцелевших после потопа. Авторы сюжета при помощи массы натяжек объясняют, почему юноша и девушка жили вместе, не будучи братом и сестрой и не имея старших родственников.