Сказки народов мира; Тысяча и одна ночь
Шрифт:
— Я помню, что, когда я прыгал, Кейси дал пронзительный долгий гудок, — рассказывал потом Сим Уэбб жене Кейси Джонса. — Он явно хотел предупредить сигнальщика грузового состава, чтобы тот тоже прыгал.
Груды сена и горы пшеницы из разбитых вагонов лежали у места крушения. Говорят, что несколько лет потом на путях в этом месте росла пшеница.
Америка знала много славных пионеров: великана-лесоруба Поля Баньяна, ковбоя диких прерий Пекоса Билла, доброго фермера Джонни Яблочное Зернышко и еще много «золотых петушков», прославившихся своей силой, отвагой и
Таков был и Питер Франциско из штата Виргиния. Люди всегда готовы поведать о его редкой силе и бесстрашных подвигах.
Нам бы хотелось рассказать о нем три увлекательных и веселых истории, но, к сожалению, не хватает места.
Питер попал в Виргинию издалека, говорят, будто даже из Португалии, ну да это к делу сейчас не относится. Его подобрали на берегу, брошенного там какими-то бессердечными моряками, удравшими потом на всех парусах. Случилось это давным-давно в районе Хопуэлла, неподалеку от Питерсберга, штат Виргиния.
Судьба оказалась милостива к маленькому черноглазому и черноволосому мальчугану. Его взял к себе на воспитание судья Энтони Уинстон, чья ферма была расположена по соседству.
Мальчик вырос большой и крепкий, и вскоре о его богатырской силе уже гремела молва. Однако характером он был тихий, в чужие дела не лез и пускал в ход свою силу, только когда в этом была острая необходимость.
С каждым годом росту и силы у него прибавлялось. К шестнадцати годам он достиг уже почти семи футов, а весом был более двухсот пятидесяти фунтов [119] . Он мог каждой рукой поднять по одному взрослому человеку.
119
Фунт — единица массы в системе английских мер, равная 0,453 кг.
Настало время, когда американцы решили освободиться от Британской короны, и Питер одним из первых записался в армию мятежников.
Он тут же отличился силой и храбростью, оказываясь всегда в самой гуще сражения, и покрыл себя неувядаемой солдатской славой. Все, от низших офицеров до генералов, знали о его подвигах.
Генерал Джордж Вашингтон [120] специально для него заказал шпагу шести футов длиной, и Питер размахивал ею, словно перышком.
Генерал Лафайет [121] был его лучшим другом, собственно, как и все, с кем он был в одном строю.
120
Джордж Вашингтон (1732–1799) — организатор и руководитель борьбы за независимость американских колоний от Англии, с 1770 года — главнокомандующий американской армией. Первый президент и национальный герой США.
121
Генерал Лафайет (1757–1834) — французский военный и политический деятель. Занимал командный пост в армии Вашингтона. Прославился в период американской буржуазной революции, когда стал близким другом и соратником Вашингтона, с которым перенес все тяготы войны за независимость и Йорктаунскую кампанию (1781), завершившуюся капитуляцией всех английских войск в Северной Америке.
Когда кончилась война, он вернулся к мирной и благополучной жизни, открыл гостиницу с пансионом, но о великих делах своих не забывал никогда. Мы вам расскажем лишь об одном случае из его
Однажды он сидел на веранде своего дома и с удовольствием вспоминал битву с драгунами полковника Тарнтона [122] , в которой он одной рукой раскидал с полдюжины всадников. И вдруг Питер услышал топот конских копыт, приближающийся к гостинице.
122
Тарнтон (очевидно, Тарльтон, сэр Бэнестр; 1754–1833) — полковник английской армии, командовавший отрядом кавалерии и пехоты в Каролине, затем в штате Виргиния, где он активно противодействовал армии Вашингтона во время Йорктаунской кампании.
— Удача! Едет путник, которому нужны будут еда и постель! — И он с нетерпением уставился на дорогу.
Вскоре верхом на коне появился здоровенный детина довольно наглого вида.
— Добрый день, сэр, — приветствовал его вежливо Питер. — Вы ищете, где бы остановиться? Пожалуйста, у нас сколько угодно свободных комнат.
— Вы Питер Франциско? — заорал громовым голосом всадник, так что на семь миль вокруг, наверно, было слышно.
— Ну, я. Может, вы слезете с коня и войдете?
— Меня зовут Памфлет. Я прискакал из самого Кентукки, чтобы отхлестать вас ни за что ни про что.
— Что ж, это нетрудно устроить, дружище Памфлет, — сказал, улыбаясь, Питер. — Эй, кто-нибудь там! — крикнул он.
На веранду вышел слуга.
— Будь добр, — сказал ему Питер, — сходи наломай ивовых прутьев подлинней и покрепче! Потом дашь их вот этому господину, прискакавшему из Кентукки.
Слуга поспешил в сад.
— Мой слуга, дорогой господин Памфлет, избавит вас от лишних хлопот и забот, чтобы вы могли исполнить то, зачем приехали.
Памфлет в недоумении поглядел на Питера: почему этот прославленный богатырь даже не разозлится? Он задумался на минуту, потом соскочил с коня и провел его под уздцы через ворота, потом через палисадник, гордость миссис Франциско, и подошел к самой веранде, на которой сидел Питер. Памфлет был мужчина большой, грузный и ходил неуклюже. Он долго смотрел на Питера, подпиравшего головой потолок веранды, потом медленно произнес:
— Мистер Франциско, не разрешите ли вы мне узнать, какой у вас вес?
— Пожалуйста, если вас это интересует. — И Питер спустился с веранды в сад.
Пришелец из Кентукки бросил поводья своего коня и, собрав все силы, несколько раз приподнял Питера над землей.
— Да, вы тяжелый, мистер Франциско.
— Люди тоже так говорят, мистер Памфлет, — смеясь, заметил Питер. — А теперь, мой дорогой господин Памфлет, приехавший сюда, чтобы отхлестать меня ни за что ни про что, я бы хотел проверить ваш вес… Разрешите и мне поднять вас, чтобы узнать, сколько весите вы.
Питер Франциско слегка наклонился вперед и легко поднял Памфлета с земли. Он проделал это дважды, а на третий раз поднял его повыше и — хоп! — перебросил через садовую ограду.
Памфлет полежал немного, потом не спеша встал. Он ушибся при падении, правда не очень, и весьма неприязненно посмотрел на Питера.
— Выходит, вы выставили меня из своего сада, — заметил он саркастически. — Тогда будьте любезны выставьте уж и моего коня.
— С преогромным удовольствием, сэр!
Питер спокойно подошел к коню. Разве не поднял он однажды одной-единственной рукой пушку весом в тысячу сто фунтов? Лошадь-то небось весит меньше?