Сказки о рае
Шрифт:
– Далеко, – деликатно кашлянул Беломорыч – а всё-таки Россия. Природа там – загляденье, вечерами тишина-а-а-а, только ветер гудит в проводах, про это даже песня есть. Сидишь себе на нарах – тепло, уютно, пахан сахар раздаёт, а под матрасом – письмо от мамы…
Беломорыч так красиво рассказывал, что я тут же всё это представил и решил, что обязательно «загремлю», когда вырасту большим.
– Правильно, – ещё раз угадал мои мысли Беломорыч, – только кури «Беломор». Если будут предлагать «Приму» или там «Аврору» – не отказывайся, хотя и гадость это, но покупай только «Беломор», деньги у тя всегда
Неожиданно Беломорыч оборвал свою речь и прислушался. Я тоже прислушался: откуда-то сверху появились «шорохи вселенной».
«Это Ципора Таль из Вашингтона, – подумал я, – сейчас будет „всего доброго, и до встречи в эфире“», – но ошибся.
Перед моим тазом вдруг появилась настоящая фея, одетая в изумительно белое платье и красный треугольный плащ. Два золотистых льва поддерживали её корону, а под ними чёрным по белому светилось: «Marlboro».
Фея плыла ко мне по зеленоватому эфиру и улыбалась.
«Мальборо», – прошептал я и чуть не заплакал от восторга.
Беломорыч отреагировал совершенно по-другому: он встал вдруг во весь рост, злобно сжал кулаки и, не вынимая папиросы изо рта, сплюнул в сторону:
– Порву, как пить дать, порву.
Был он шире в плечах и крупнее, но куда ему до феи Мальборо, с её короной и львами, закованными в тугой пластик… Она расхохоталась ему в лицо и, осыпав нас золотисто-табачными звёздами, подлетела совсем близко к моему тазу:
– Расти большой, и я приведу тебя в страну, где нет трамваев.
– Нет трамваев? – восхитился я, вспомнив ужасный скрежет.
– Есть в Сан-Франциско, но это просто декоративное, а так – нет. Там все ездят на машинах в офисы с секретаршами, а потом – домой, к своим женщинам.
– Но у него НИКОГДА НЕ БУДЕТ СЕКРЕТАРШИ! – выкрикнул Беломорыч и судьбоносно ударил коленкой в таз, отчего тот заунывно звякнул.
– ЗАТО У НЕГО ВСЕГДА БУДУТ ЖЕНЩИНЫ! – ответила фея и ударила в мой таз.
– НО ОНИ БУДУТ УХОДИТЬ, – не сдавался Беломорыч.
– УХОДИТЬ, НО ВОЗВРАЩАТЬСЯ, – расхохоталась фея звонко – стучаться в дверь по вечерам, кидать камешки в окно, писать глупые письма, находить забытые номера телефонов и просто сталкиваться на улицах.
– А как это – женщины? – спросил я, понимая, что говорю глупости.
– Это очень приятно, это – как когда тебя кормят во сне.
Я тут же решил не «загреметь» после обучения в Москве, а уехать в страну феи Мальборо, где нет трамваев.
Беломорыч сразу это понял. Он молча отошёл от моего таза и отвернулся, чтобы смахнуть украдкой слезу. Мне стало жаль его, седого и доброго:
– Я никогда не забуду тебя, Беломорыч, всегда тебя буду вспоминать.
Он, не поворачиваясь, отмахнулся.
– Я буду помнить тебя как отца, – неожиданно вырвалось у меня, и я тоже заплакал.
Слёзы жгли мои глаза, и я уже ничего не видел – ни феи Мальборо, ни своего таза, ни зелёного эфира…
Моя память вырубилась полностью на несколько лет. Следующие воспоминания связаны уже с переездом на «новую квартиру». Отец к тому времени ушёл от нас, остались только мама и бабушка. Я помню, как в первый раз вышел
Вокруг неуютно торчали новостройки. Я стал бродить вокруг дома, пока не натолкнулся на футбольную площадку. Там сидели взрослые пацаны, они тут же меня для проверки отколошматили. Я честно пытался дать сдачи, и в итоге мы помирились.
– Ну чо, Амур, закурим? – спросил меня самый старший, ловко вытащив «жирный» хабарик из-за уха.
Я неопределённо пожал плечами…
Интервью с Лениным
ИДЕЯ взять интервью у Ленина возникла у меня чуть ли не сразу после октябрьского переворота. Однажды я даже обратился с официальным запросом в Совнарком; неудивительно, что мне отказали. Однако случай представился сам собой летом двадцать третьего года, когда я оказался пациентом московской Солдатенковской больницы, где и познакомился, а потом и подружился с Владимиром Николаевичем Розановым, в последствии ставшим главврачом Кремлёвской больницы. Тогда же он просто заведовал хирургическим отделением, практиковал хирургию и, как и все прочие, бедствовал.
Выглядел Владимир Николаевич как типичный врач: просторная лысина, умные глаза, круглые толстенькие очки, усы и к тому же добротная русская полнота. Врач он был отменный и как человек сразу же внушал доверие. Впрочем уже тогда он был в фаворе у большевистской элиты и даже удостоился чести вырезать аппендицит у Иосифа Сталина.
Именно с ним я поделился своей идеей встретиться с Лениным, даже не подозревая, что Ильич – его давний пациент.
Он никак не отреагировал на это. Каково же было моё удивление, когда однажды, томным июльским днём Владимир Николаевич пришёл ко мне в палату и, улыбнувшись, предложил:
– Одевайтесь, Гавайский, поехали.
– Куда же мы поедем? – не понял я.
– В Горки, к Ленину.
Владимир Николаевич рассказал обо мне Ленину, который, как оказалось, знает меня по публикациям Литпрома и даже читал мои «Сказки о Рае». Они договорились, что Розанов привезёт меня при первой же возможности под видом своего ассистента (к Ильичу тогда допускали только врачей).
За нами прислали машину, это был настоящий английский Ролс-Ройс. За рулём сидел крупный, невзрачный охранник Ленина товарищ Беленький. Видимо, они знали друг друга вполне хорошо и даже поздоровались за руку.
Ехали довольно долго, хотя до Горок всего-то сорок вёрст, и почти всю дорогу молчали, наслаждались летними подмосковными пейзажами.
Когда свернули с Киширского тракта, Владимир Николаевич, бывавший в Горках неоднократно, вдруг стал рассказывать об этих местах:
– Туровка здесь недалеко впадает в Пахру, – мы как раз переезжали мостик. – Селились тут издревле. О Горках говорят, «построены на кострах и на костях».
– Как это? – спросил я.
– Как приедем в усадьбу, я вам покажу. Прямо там же, в парке – остатки городища вятичей, а за главным зданием – их курганы. Вятичи – странное племя. Севернее их только леса, в которых жили племена финно-угорские, не хлебопашцы. Значит, жили на границе, но вот мужчин своих хоронили без мечей. Князь Владимир, усмиривший многих, воевал и с вятичами, но так и не сумел их покорить.