Сказки о воображаемых чудесах
Шрифт:
— Он такой спокойный, — изумилась Шэннон, заглянув в клетку и погладив его безмятежный лоб пальцем. Она бросала на дога беспокойные взгляды. — Он всегда такой спокойный?
— О да, — уверил я ее.
И вот настал наш черед заходить в кабинет. Шэннон попросилась с нами, и разве я мог ей отказать?
После длительного осмотра ветеринар — по-отечески добрый мужчина, возможно, лет на десять старше Бена, но по кошачьим меркам еще совсем дитя, — осторожно завел разговор. Он поверх очков взглянул на почти пустой анамнез Бена.
— Согласно вашим записям, я в последний раз осматривал
Я просто не мог соврать: рядом со мной стояла Шэннон, обеими руками почесывая Бену голову, как ему нравилось. Она ждала моего ответа.
— Да.
— Получается, что Бену, — он снова опустил глаза на бумаги, — девятнадцать?
Несмотря на все его старания, в его мягком голосе все же слышалось недоверие. Руки Шэннон застыли на благородном профиле Бена. Все смотрели на меня. Даже Бен.
Нам с Беном нравился этот паренек, поэтому мы наблюдались у него целых три года. Цифры не врали. Этот врач был последним. Бену было тридцать пять, он уже был вполне готов обходиться без ветеринаров — во всяком случае, без прививок и без градусников в заднем проходе. Остальное казалось ему занятным. Хорошо еще, что мы не пришли к самому первому ветеринару Бенджамина. С тем-то схитрить бы не получилось.
— Это верно, — ответил я.
— Вы… вы не возражаете, если мы оставим здесь Бена, чтобы сделать кое-какие анализы? На часок, не больше? И, естественно, бесплатно.
Бен посмотрел на меня взглядом, который не оставлял никаких сомнений. Да ни за что, — так звучал точный перевод его послания.
— Боюсь, что нет, — ответил я.
— Но почему? — спросила Шэннон. Она тоже кое-что подсчитала. В ее вселенной Бену было максимум шесть, а выглядел он, естественно, и того младше.
— Но ведь с ним все в порядке, так? — спросил я ветеринара.
Доктор кивнул:
— Более чем. Он — самый здоровый кот из всех, что я видел за последний год. Это точно то же самое животное?
Я колебался, не соврать ли мне, но не смог придумать ни единого объяснения для Шэннон, после которого не стал бы выглядеть психом или достойным жалости человеком.
— Да. Это то же самое животное.
— Он — самый здоровый девятнадцатилетний кот из всех, что я видел… а до такого возраста доживают немногие. Да у него же даже зубного камня нет.
Он обнажил Беновы зубы, указывая шариковой ручкой на сверкающие клыки. Бен с достоинством перенес эту унизительную процедуру.
— Знаю. Думаю, на сегодня с него достаточно.
Бен подтвердил мои слова тихим мяуканьем, которое, если вы хоть немного понимаете кошек, прозвучало бы для вас как «мое терпение исчерпано, и вам угрожает опасность встречи с уже упомянутыми клыками и крючковатыми бритвами, что по первому требованию выдвигаются из лап на зависть всем забиякам, когда-либо жившим на этом свете». Ветеринар тут же понял намек и посадил Бена обратно в переноску, щедро насыпав туда угощений.
Не сказать, чтобы я с нетерпением ждал дороги домой. Теперь никакое своевременное мяуканье меня уже не спасет.
Была секунда, когда Шэннон уже села в машину, а я собирался разместить Бена на заднем сиденье, и мы с ним остались наедине. Я поставил его переноску на крышу машины и притворился, будто не могу найти ключи (хотя, признаться,
— Что мне делать? Она ведь в жизни не поверит; что тебе девятнадцать.
— Скажи ей, сколько мне лет на самом деле.
— Ты думаешь?
— Я знаю.
— Но у меня нет доказательств, что тебе сорок семь. Она мне не поверит.
— Плевать на доказательства. Вот посмотришь. Она чувствует, что я необычный кот. У нас особая связь.
— Я тебя умоляю. Она что, чувствует, что ты маленький кастрированный манипулятор?
— Для кота я не так уж и мал, — он рассмеялся над собственной шуткой. Ох уж эти мне кошачьи шутки.
Я посадил его на середину заднего сиденья, чтобы он смог смотреть вперед, сколько ему будет угодно, а потом сел сам и тут же завел машину.
— Разве Бену может быть девятнадцать? — спросила Шэннон.
Мы были припаркованы параллельно движению. Я, не отрываясь, смотрел в боковое зеркало: когда же откроется просвет между машинами? Следуя совету Бена — насколько мне известно, он еще никогда не ошибался, — я все ей рассказал.
— Ему не девятнадцать, — начал я. — Ему сорок семь.
Я протиснулся между другими машинами.
В определенном смысле очень удобно говорить правду, сидя за рулем. От меня не ждали, что я буду смотреть собеседнику в глаза; можно было разговаривать короткими фразами, словно передавая телеграммы. И она вряд ли стала бы спорить со мной, прерывать меня или задавать вопросы, пока я собирался каким-то невероятным образом повернуть налево, пересекая идущий навстречу поток. Минус же был в том, что, пока мы не приехали домой, я понятия не имел, как она относится к моим словам. Я выключил двигатель и взглянул на нее. Вы, наверное, подумаете, что она просто отказалась мне верить, и точка, но Шэннон была не такой. Не была она и какой-нибудь чокнутой, которая поверила бы в любую чушь просто потому, что любила меня.
— Ну, ладно, — сказала она. — Я хочу разобраться в этом.
Она повернулась к Бену и посмотрела на него через прутья решетки. У малыша Бенни были секреты от его подружки Шэннон? Он ответил на ее взгляд. Черт побери. Откуда мне знать? Может, у них и правда была какая-то особая связь.
Было еще рано, и Шэннон заставила меня раскопать медицинские документы Бена. Пока я готовил завтрак, она позвонила всем докторам, у которых он бывал. Второй уже умер, а третий, похоже, уехал из города. Она записала Бенджамина ко всем остальным, и целый день у него оказался забит с утра до вечера. Интересно, осознавал ли он это, когда посоветовал мне рассказать ей правду. Я-то на такое не рассчитывал. Я проверил счет на кредитке, и мы отправились в путь.