Сказки PRO…
Шрифт:
— Но все же, если вдруг надумаете… Черт, у меня вчера украли мобильник, к сожалению, номер я вам сказать не могу, его менять придется, — девушка снова покопалась в кошельке и вытащила огрызок карандаша и чек из какого-то магазина. — Я вам напишу свой адрес. Все-таки чудеса случаются, и, может, вы передумаете. Сейчас уже вечер, почти ночь, трудно на чем-то сосредоточиться.
Она на весу набросала несколько строк, всучила бумажку мне и, не проронив ни слова, направилась по коридору к двери. Слышно было, как она надевала обувь, как сама открывала дверь. И почему я не вышел ее проводить? Дурак, просто дурак. Вышло все очень неудобно. Я не предложил ей чаю, хотя видно было, что она прождала меня как минимум
Я вернулся к себе в комнату в скверном настроении. Я так увлекся поддержкой своей принципиальности, что плохо запомнил эту девушку. Уже спустя полчаса я не помнил черт ее лица, роста, цвета волос. И себя я обманул. Конверт с письмами лежал на самом видном месте. Снова сработал закон подлости: когда меньше всего ожидаешь что-то найти, то оно непременно находится. А когда упорно ищешь, то длиться это может очень долго, причем без гарантированного результата.
Была уже ночь, когда я устроился за столом, включив настольную лампу и решил прочитать два оставшихся письма. «Семейная реликвия, — ворчал я про себя. — Тоже нашла реликвию! С реликвиями так не обращаются, их берегут, хранят, всегда знают, где они находятся». У того письма, что было вторым, а узнал я это по дате, был оторван правый нижний угол, сразу после подписи. Сам лист был чуть смят, будто один человек держал его в руке за тот самый уголок, а кто-то другой подошел и с силой вырвал письмо.
«II/64 г.
Здравствуйте, уважаемая Лидия!
Как Вы поняли, тот скромный тип в большущих очках, который подарил Вам букет на концерте неделю назад, был я. Вы так заулыбались, что я не смог ничего Вам сказать. А потом подошли еще товарищи с цветами.
Вы очень выделяетесь в концерте, даже в такой большой программе. Жду именно Вас. Меня не интересуют все эти хохмачи и артисты разговорного жанра. Не понимаю, как Вы уживаетесь с ними в одном концерте.
Но речь не о них, а о Вас. Не устаю повторять, что вы прекрасны. Вы совсем не похожи на тех певиц, что уже набили оскомину своей важностью, какой-то вычурной манерой держаться. И мне всегда кажется, что Вы поете именно для меня. Так думает каждый, кто приходит на Ваши выступления. Со мной рядом сидел товарищ из райкома, только запамятовал, как его зовут.
Он аплодировал Вам, наверное, громче всех. По радио часто передают Ваши песни. Товарищи в конторах знают и любят Ваши песни.
Счастья Вам, Лидия, здоровья и новых выступлений. Радуйте нас еще! Пишу, наверное, от имени всех ленинградцев.
Внизу, там, где был оторван уголок, было написано еще что-то. Я разглядел только хвостик от какой-то буквы. Наверное, это была подпись, размашистая, с не менее размашистыми закорючками. Ничего интересного я не нашел и в этом письме. Письмо как письмо. Подумаешь, что странного в том, что какой-то мужчина пишет письмо с благодарностью приглянувшейся певице из ДК? Возможно, это были записки, которые он хотел ей передать, но по каким-то причинам не передал. Влюбиться в артистку, в этом нет ничего странного. Семейная реликвия! Да какая это семейная реликвия? Здесь ни фамилий, ни других подробностей, из которых можно понять, кто и кому писал. Хотя, что если этот Валерий и эта Лидия потом встретились, полюбили друг друга и поженились? Тогда эти письма могут быть им дороги как память. Но кто была та девушка? Родственница? Дочка?
Я ничего не понимал. В голову лезли лишь догадки, но мне вдруг захотелось все понять. Что заставило ту девушку, мою гостью, сначала избавиться от писем, а потом унижаться, просить, разыскивая
Развернув лист с третьим письмом, я обратил внимание на то, что почерк заметно изменился. Писали явно не второпях, а спокойно, обстоятельно. Буквы не прыгали, чернила не расплывались. Даты на письме не было, но, взглянув на письма еще тогда, в первый раз, я сразу решил, что это последнее. Прочитав его, я понял, что не ошибся.
«Здравствуйте, Лидия, Лидочка!
Теперь Вы, конечно, не будете возражать, что Вас так называет совершенно посторонний человек. Но все равно надеюсь, что Вы мне это позволили бы.
Я не хочу верить в то, что произошло, что больше я Вас никогда не увижу и не услышу. Это огромная несправедливость, чудовищная. Теперь до боли жалко мне, что так и не передал Вам те записки, понадеявшись на то, что скажу все на словах. Но какие мне найти слова? Говорить — это не мое.
Я буду помнить Вас всегда, что бы ни случилось. Такие люди, как Вы, не забываются. Лучи света, гении. У меня больше нет слов. Этого не должно было произойти»
И подписи под письмом тоже не стояло. Я погрузился в раздумья. Что с ними могло случиться? Они расстались? Разошлись? Разъехались? Развелись? Ее или его родные были против, и они были вынуждены разорвать отношения?
Три письма лежали передо мной. Первое, с сильно расплывшимися буквами и пожелтевшей бумагой. Второе, с оторванным уголком, тоже с расплывшимися буквами и на той же пожелтевшей бумаге, тетрадном листке в линейку. И третье, на заметно менее пожелтевшем тетрадном листке, показавшееся мне тревожным и даже источающем боль.
Раскладывать мозаику чужих судеб вслепую и не обознаться, не натворить домыслов почти невозможно. Я прекрасно это понимал, но все равно принялся строить гипотезы. Итак, что получается. Она — певичка, не очень известная, но ее песни крутят по радио. Он — молодой закомплексованный инженер или служащий, человек явно интеллектуального труда. Он увидел ее на сцене. В следующий раз он пришел с букетом, подарил ей цветы. Так они и познакомились. А потом разошлись. Или просто обстоятельства сложились так, что они больше не были вместе.
Как страстному игроку, как историку или археологу, который пытается проверить свои догадки, мне вдруг стало жизненно необходимо докопаться до истины. Да и правда, какое право я имею на эти письма? Никакого. С формальной точки зрения все чисто, они продавались, я их купил вместе с книгой. Но с моральной все было отнюдь не так гладко.
Я полез в карман и достал бумажку с адресом той девушки. На чеке из магазина значилось: «Яблоки гольден», «Консервы рыбные скумбрия в/м», «Картофель, кг». Ничего примечательного. Это не визитка, где все и сразу, по крайней мере — имя, фамилия и телефон. На другой стороне был адрес, другой конец города.
Я лег, но успокоиться и погрузиться в сон не удавалось. Казалось, девушка никуда не уехала, она так и сидит на лестнице, стережет меня, чтобы я никуда не ушел с ее письмами. Она будет следовать за мной по пятам, предлагать деньги, умолять. А что мне останется сделать? Сдаться и вернуть письма? Я слаб, слишком слаб характером, чтобы успешно и безболезненно разрешать такие ситуации. Но она все равно просит, настаивает. И я почти уже согласился, протягиваю ей конверт с письмами — и проснулся в поту. Оказывается, засидевшись, я забыл открыть на ночь форточку из опасений, что меня после гриппа снова продует.