Сказки Севки Глущенко
Шрифт:
Севка украдкой, из-за плеча, глянул на маму. Она вздохнула и стала спускаться по лестнице.
И остался Севка опять один, без всякой защиты.
– И-интересное дело, – слегка нараспев произнесла Гета Ивановна. – Обругал ты меня при всем классе, а извиняешься в уголочке, в коридорчике. Нет уж, ты это делай на уроке при всех ребятах… Иди в класс!
Севка пошел. Разделся. Сел. Владик Сапожков сочувственно спросил с задней парты:
– Досталось, да?
Севка шевельнул плечом. Серега Тощеев сказал издалека:
– Гетушка
– А я скажу, что ты обзываешься! – злорадно сообщила Людка Чернецова.
– А я тебе косы выдеру и пришью… – серьезно пообещал Тощеев, тут же уточнив, к какому именно месту пришьет Людкины косы. И Севке стало немного легче.
Но в это время протренькал колокольчик и появилась Гета:
– Садитесь все… И ты, Иванников, сядь, не торчи… Ну, Глущенко, что ты хочешь нам сказать?
Севка поднялся и молчал, переглатывая новую порцию стыда.
– Ну-ка, выйди к доске.
Севка пошел, цепляясь ботинками за шероховатые половицы.
– Ну-ка, встань здесь и посмотри всем в глаза.
Севка встал, но в глаза, конечно, никому не смотрел.
– Дак что же ты собираешься сказать? – с некоторой торжественностью спросила Гета Ивановна.
Ладно, пусть. Всё равно сейчас пытка кончится. И всё равно есть на свете Юрик, эту радость у Севки никто не отберет. Севка зажмурился и, будто прыгая в крапиву, выпалил:
– Извините, я больше не буду!
– Что ты не будешь?
– Плохо себя вести, – механически сказал Севка.
– И не будешь больше называть свою учительницу дурой?
– Не буду, – пообещал Севка. И в глубине души у него шевельнулась смешинка. Очень тайная.
– Ну и на том спасибо, – скромно и с печалью отозвалась Гета. Потом щелкнула замком портфеля. – А это возьми.
Севка поднял глаза. Гета протягивала порванную тетрадь.
– К тому понедельнику всё перепишешь, как было сказано.
Что это? В самом деле? Она не забыла?
Целую тетрадь переписать! За шесть дней!
Холодное отчаяние накрыло Севку с головой.
– Не буду я ничего писать, – устало сказал он.
– Ты что?! Опять?! Будешь! Я своих слов назад не беру.
– А я беру, – сказал Севка. Ему было уже всё равно.
– Что ты берешь?
– Свои слова. Извинения, вот что! – крикнул Севка. – Не хочу я перед вами извиняться!
Потом его опять вели в учительскую и там что-то говорили и кричали. И опять Севка долго сидел в углу у вешалки, закостенев от тихой тоски. Он понимал, что теперь в его жизни всё хорошее кончилось навечно. И пусть кончилось…
Пришла мама. Вздыхая и покачивая седой головой, Нина Васильевна сказала, что ей очень жаль, но поведение Севы Глущенко стало совершенно ужасное. Такое ужасное, что учительница отказывается с ним заниматься. И ничего не поделаешь, Сева Глущенко заслужил суровое наказание. Придется его исключить из школы. На неделю…
ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА
Мама не ругала Севку.
– Ну вот, достукался… Будешь теперь заниматься сам. Каждый день будешь решать и писать то, что я задам. А то запустишь учебу и останешься на второй год.
– Ну и пускай останусь, – буркнул Севка. – Зато Гетушки там не будет.
Мама не стала спорить. Отметила для Севки в задачнике два столбика примеров, а в учебнике по русскому упражнение и ушла в свое Заготживсырье.
Уроки Севка сделал быстро. Даже удивительно быстро. И… затосковал. Непонятно отчего. Раньше, когда случалось одному сидеть дома, Севка и не думал скучать. Даже радовался: можно заняться чем пожелаешь. Хочешь – книжку читай, хочешь – стихи сочиняй или сказки придумывай, хочешь – строй самолет из стульев или кукольный театр устраивай… Но сейчас ничего не хотелось. И тишина в доме была не такой, как прежде, и комната не такая, как всегда. И день за окном светил как-то непривычно.
И Севка понял наконец, почему это. Потому что сам он был не такой. Он был и с к л ю ч е н н ы й.
В прошлом полугодии у них в классе на целых две недели исключили Борьку Левина – за то, что прогуливал уроки, дрался и шарил по карманам в чужих пальто. Севка тогда смеялся про себя: что за наказание! Две недели свободы подарили человеку.
Но оказывается, несладко от такой свободы.
Нет, Севка не стал раскисать. Все-таки он был не нытик, не клякса какая-нибудь. Тем более, что исключили его несправедливо, не виноват он ни в чем, а виновата одна лишь зловредная Гета. И не будет он ни капельки переживать и мучиться. А будет он писать Юрику ответ на письмо, вот!
Севка аккуратно вынул из тетрадки со стихами двойной чистый лист и опять сел к столу. И написал очень-очень аккуратно: «Здравствуй, Юрик».
А что писать дальше?
Два дня назад Севка написал бы, что собирается вступать в пионеры. Про весну написал бы, про морские бои во дворе и про скворечник – его повесил на шесте над забором Гришун, и там уже поселилось певучее скворчиное семейство.
А теперь что писать? «Здравствуй, Юрик, меня сегодня исключили из школы…»
Нет, можно, конечно, и про это. Можно рассказать Юрику про всё, что случилось. Юрик обязательно поймет. Он тоже возненавидит Гетушку, а Севку сдержанно, по-дружески пожалеет…
Но писать про вчерашний и сегодняшний случай было тошно. Опять всё переживать заново…
А если не про это, а только про весну? Но весна – это было сейчас не главное. При чем тут весна, когда на душе черным-черно?
Захлопали двери в коридоре, послышалось песенное мурлыканье:
Клен кудрявый,
Клен зеленый, лист резной…
Здравствуй, парень… трам-там-там…
Это вернулась из школы Римка. Через полминуты она стукнула в Севкину дверь.
– Чего тебе? – сумрачно отозвался он.