Сказки славянских народов
Шрифт:
— Как же так, почему вы ничего не понимаете? Здесь всё очень ясно изложено. Пойди поближе, добрый человек!
Крестьянин приблизился к трону.
— Вот это здесь, наверное, твоя лачуга? — спросил у него король.
— Да, мой государь. Это моя лачуга.
— А вот это имение твоего пана?
— Совершенно верно, мой государь!
— Твоя корова забрела на панское поле вот отсюда, не правда ли?
— Отсюда, мой государь, отсюда.
— А пан твою корову поймал и зарезал, не так ли?
— Зарезал, мой государь, зарезал, не посчитался с тем, что она у меня одна-единственная.
— А
— Да, мой государь! Ровно десять. Твоими устами говорит сама правда!
Крестьянин очень обрадовался, что король сумел разобрать его прошение, и похлопал его по плечу.
— Вот это умная голова, а не капустный кочан, вроде ваших, — и он насмешливо посмотрел на двенадцать важных сановников.
Король Ян тоже был очень доволен, что показал себя перед советниками умным и догадливым, и сказал крестьянину:
— Ты возвращайся домой, а я позабочусь, чтобы тебе вернули деньги за корову и больше никогда не обижали.
Через некоторое время пан получил от короля приказ построить крестьянину новый дом, хлев, свинарник и сеновал, дать ему корову и ко всему этому добавить большой участок земли.
— Мудрый государь, наш король Ян — он тут же разобрался в моём прошении! А его советники, ничего не понимая, только глазами хлопали. И зачем король кормит этих дармоедов, когда они даже в прошении разобраться не умеют? — рассказывал довольный крестьянин соседям до конца своей жизни.
Один драм языка
Босненская народная сказка
Жил в Сараеве юноша по имени Омер. Был он самым известным бездельником во всём городе. Днём просиживал в кабачках, а по ночам бродил от дома к дому и играл на тамбуре под девичьими окнами. И надо признать, что играл он и пел на славу, да и на вид был статным и пригожим.
Часто советовал отец своему непутёвому сыну:
— Хватит тебе шататься по кабакам, сынок! Хватит вертеться возле девушек! Пара тебе за ум взяться. Мы уже состарились и не можем сами прокормить себя.
Однако Омер не слушался отца. Он тащил из дома всё, что ему попадало под руку, и продавал, продолжая вести свою разгульную жизнь. Не перенесли его родители такого стыда и позора и ушли в могилу раньше времени.
Остался Омер один в пустом доме, гол как сокол, и впервые в жизни серьёзно призадумался над своим житьём-бытьём:
«Кто теперь будет прясть и ткать, дом убирать, готовить обед? Видно пора мне за ум приниматься. Ничего другого мне не остаётся, как жениться».
Взял Омер тамбур, спрятал его под жилет и отправился к дому, где жила красавица Мейра. Был уже поздний вечер. Давным-давно пропел муэдзин свою последнюю молитву. В комнате Мейры горела свечка, оттуда доносились приглушённые голоса. Постучал Омер в окно — разговор стих; ударил он по струнам, запел — свечка погасла. Значит, красавица и слышать не хочет об Омере!
Три
«Спою в последний раз, но если она и сейчас не отзовётся, то больше моей ноги там не будет!» — решил он.
Заиграл Омер на тамбуре и запел грустным голосом:
«Моя волшебница, тише играй!
Скользи по струнам, смычок-весельчак.
Не раз, изнемогающего от жажды и голода,
Ты кормил меня и поил
И песней своей девушек стройных
Ты ко мне подзывал.
Моя волшебница, тише играй!
Скользи по струнам, смычок-весельчак.
Здесь под окошком Мейры напрасно
Днём и ночью я с грустью вздыхаю,
Не глядят на меня красивые глаза..».
Свечка в комнате опять погасла, но вдруг окошко открылось. От радости у Омера закружилась голова.
«Наконец-то я тронул её сердце», — подумал несчастный певец.
— Ты что, Омер, сумасшедший или сходишь с ума? — строго спросила Мейра. — Зачем ты всю ночь торчишь под моим окном и позоришь меня? Заруби себе на носу: ничего не выйдет из того, что ты затеял!
Все надежды Омера мигом испарились. Увидела девушка, как сник бедняга, смягчилась и добавила:
— Ах ты, неразумный! Уж не задумал ли ты жениться на мне?
— Да! — еле слышно прошептал Омер.
— Выброси эту глупость из головы, — сказала ему девушка. — В твоём доме не найдётся даже корочки хлеба, а ты хочешь жениться. Знаю, ты скажешь, что мы — одного поля ягоды! Это верно, я тоже бедная. Но ведь ты знаешь, что во всём Сараеве нет девушки краше меня — об этом все говорят. Значит Аллах — вечная ему слава! — уготовил мне другую, лучшую судьбу. Меня просватает какой-нибудь богач... Только знай, Омер, дорого не золото и серебро, а то, что сердцу мило. Я не променяла бы тебя и на самого завидного городского жениха, однако не могу нарушить священной родительской воли: должна я выйти замуж за того, кто не только меня прокормит, но и обеспечит спокойную старость моим родителям, ведь вся их надежда на моё замужество.
От этих слов полегчало на душе у парня.
— Ну, если дело за этим стало, — сказал он, — скажи мне, какой выкуп хочет твой отец?
— Не очень большой! Стань купцом, открой лавку, чтобы мог ты всех нас прокормить и одеть.
— Ну хорошо! Завтра я приду к тебе и скажу, что сделал. До свидания, Мейра, спокойной ночи! — попрощался Омер.
Утром отправился Омер к ростовщику Искару, другу его покойного отца. Рассказал он ему о своей беде и попросил взаймы тридцать кошельков денег.