Сказки старого Вильнюса II
Шрифт:
Улица Палангос (Palangos g.)
Например, позавчера
Жилье искал недолго.
Строго говоря, вообще не искал. Взял первую же квартиру из предложенного списка – красивый старый дом горчично-желтого цвета в самом центре города, все положенные удобства, кухня и стиральная машина на месте, белые стены, большие окна, хозяева постоянно живут за границей, оплата через банк. Чего еще желать.
К тому же сдавали квартиру дешево, даже по местным меркам. Красивая девушка-риелтор сказала, здесь очень давно никто не жил.
– Сперва была долгая-долгая тяжба за наследство, – объясняла она, пока ехали в какое-то специальное отделение банка, работающее по субботам, – а потом новые владельцы несколько лет не могли найти жильцов. Хорошая квартира, вы сами
Горько ухмыльнулся про себя: «А уж со мной-то как повезло беднягам – подумать страшно. Как ни крути, а свинью я им подложу изрядную».
Но благоразумно промолчал.
В банке перевел на хозяйский счет аванс за два месяца, получил от прекрасной посредницы свой экземпляр договора и связку ключей, забрал вещи из гостиницы, назвал таксисту свой новый адрес: «Улица Палангос», – приехал, поднялся на последний этаж, заперся, перевел дух – все, дело сделано. Чур я в домике.
«В домике» – это означает, что можно отключить телефон, запереться на все три замка, задвинуть щеколду и никому никогда не открывать, даже проверяющим из газовой конторы и улыбчивым распространителям рекламы. Всех к черту.
Это означает, что можно остаться в полном одиночестве.
Один на один с собой.
Затем и уехал, никому не сказавшись. То есть, конечно, предупредил тех немногих условно близких, которые могли бы забить тревогу, но даже им ничего толком не объяснил. Выслушал десяток почти одинаковых восклицаний: «Это безумие!» – и великое множество разумных аргументов против. Всех выслушал, со всеми вежливо согласился, а потом собрал чемодан и уехал. В город, где никогда прежде не бывал и не мечтал побывать, о котором и знал-то сугубо теоретически – есть такой населенный пункт, столица страны Литвы, сравнительно недалеко, виза не нужна – это все. Ну и слависту там, как выяснилось, раздолье, почти все местное население говорит по-русски и по-польски, объясняйся – не хочу, было бы желание. Но это случайное совпадение, на выбор нового места жительства оно не повлияло.
Никакого выбора, собственно, и не делал. Просто ткнул пальцем в карту Европы – безответственно, наугад. Попал не то чтобы прямо в Вильнюс, но он оказался ближайшим к месту соприкосновения ногтя с бумагой большим городом. Селиться в деревне, в любом случае, не хотел, значит, и думать нечего, Вильнюс так Вильнюс.
Да какая разница.
План был такой: никого не видеть, ничего не слышать, ни с кем ни о чем не говорить. Даже не переписываться. Из дома выходить только в случаях крайней необходимости. Остаться наедине с собой и посмотреть, что будет. Скорее всего, ничего особенного. Но попробовать-то можно. Вернее, нельзя не попробовать. Потому что время внезапно перешло в наступление, и победа его стала теперь вопросом – вот именно, всего лишь времени. Будь оно проклято. Будь оно благословенно – все, оставшееся мне.
За последний год прочитал добрую сотню книжек о смерти – страшных и утешительных, умных и глупых, мистических, философских и научно-популярных. В подавляющем большинстве случаев авторы отчаянно противоречили друг другу, не оставляя дотошному читателю ни малейшей возможности выбрать что-нибудь наиболее приемлемое и на этом успокоиться. Твердо уяснил только одно: умирая, человек остается наедине с собой. И решил выяснить – с кем именно предстоит остаться наедине? И хорошо бы, если получится, заранее привыкнуть к его – своему – обществу. Откладывать в любом случае больше некуда; если по уму, начать следовало гораздо раньше. Ну да чего уж теперь локти кусать.
Заперся-то заперся, но вечером того же дня пришлось выйти на улицу. В съемной квартире не оказалось посуды – вообще никакой, только гнутые алюминиевые вилки и одинокая десертная ложка в пыльном кухонном ящике. Даже для самой аскетической жизни явно
Купил электрический чайник, две чашки, несколько разнокалиберных тарелок – про запас. Заодно чай, сахар, хлеб, молоко и маленькую кастрюльку, чтобы его греть. Укладывая покупки в пакет, чуть не заплакал. Думать, что новая посуда переживет своего владельца, оказалось мучительно. Удивительное дело, здоровым людям, которым предстояло прожить еще много лет, совершенно не завидовал. А дурацким плошкам – почти до слез. Как будто именно их способ бытия таил в себе какие-то немыслимые сладостные, но теперь навек утраченные возможности.
Смешно.
По дороге из магазина вдруг вспомнил, как в студенческие времена, когда денег на вино вечно было меньше, чем готовности захмелеть от чего угодно, зато времени впереди гораздо больше, чем удавалось вообразить, кто-то из компании вдруг задался вопросом – что бы вы стали делать, если бы совершенно точно узнали, что жить осталось всего год? Большинство предсказуемо выбрало путешествия и непрерывный секс, но были и более оригинальные варианты – срочно написать роман, научиться летать на параплане, перепробовать все психотропные средства, какие удастся добыть, отправиться в Индию и быстренько получить там просветление, проваляться весь год на каком-нибудь пляже, забив на все. А кто-то из девушек – то ли Моника, то ли Анна, сейчас уже не вспомнить – сказала, что постаралась бы срочно родить ребенка – для мамы, чтобы не оставлять ее совсем одну. Бывают и такие благородные сердца.
Подумал: «И ведь никому не пришло тогда в голову сказать: «Отправлюсь покупать чайник и кастрюлю». Почему-то правдой вечно оказываются такие простые и одновременно абсурдные факты – никакой фантазии не хватит их предвосхитить».
Лег спать в субботу первого сентября. И проснулся тоже в субботу. Четырнадцатого июля.
Вполне мог бы не заметить неувязку, если бы не соседский телевизор, оравший за стеной по-русски о взятии Бастилии – да с таким энтузиазмом, словно хотел подбить телезрителей на новый штурм далекой парижской крепости. Удивился – с чего вдруг вспомнили? Что за повод?
Был благодушен, потому что хорошо выспался и вообще чувствовал себя много лучше, чем привык в последнее время. Подумал: «Праздное любопытство – роскошь в моем положении. С другой стороны, именно в моем положении следует позволять себе любую роскошь». И включил компьютер, чтобы почитать новости. Озадаченно уставился на дату с нижнем углу: 2012.07.14. Господи твоя воля. Это как же понимать?
Как, как. Обычный сбой программы, нашел чему удивляться.
Однако новости были переполнены поучительными сведениями о взятии этой чертовой Бастилии, случившемся якобы ровно двести двадцать три года назад. Кроме этого, по уверениям всезнающего интернета, в Кёльне начинался ежегодный праздник фейерверков [15] , в Венеции – первый день Festa del Redentore [16] , а в Мадагаскарском городе Махадзанга проходила ежегодная церемония омовения реликвий королей Буйна [17] . Все эти события имели наглость датироваться четырнадцатым июля, а вовсе не вторым сентября.
15
K"olner Lichter (Кёльнские огни) – ежегодный праздник фейерверков в Кёльне, отмечается в середине лета. В 2012 году пришелся на 14 июля.
16
Фестиваль Festa del Redentore, который еще называют празднованием в честь Спасителя, проводится в Венеции ежегодно в третьи выходные июля и по традиции продолжается два дня. В 2012 году первый день фестиваля пришелся на субботу 14 июля.
17
И этот праздник – не вымышленное событие. Церемония омовения реликвий королей Буйна действительно ежегодно происходит в Махадзанге 14 июля, и делайте что хотите.