Сказки старого Вильнюса IV
Шрифт:
Особенно если он есть на самом деле.
Об этом Мура и Настя даже друг с другом почти не говорили. Но обе в глубине души надеялись, что истории – настоящие. Ну, почти настоящие, насколько это возможно. Предположим, автор познакомился с Ариеном Трийским где-нибудь в баре. Разговорились, подружились, чего только не бывает. И, например, автор предложил принцу свою кровь в обмен на разрешение записать его истории, до неузнаваемости изменив некоторые детали, чтобы получилось похоже на сказку. Здорово, если так и было! И даже не потому, что тогда появляется возможность встретиться с Ариеном Трийским на улице. Шансы на это, будем честны, все равно исчезающе малы. Но все равно пусть бы бессмертный принц был настоящим! Просто так, для увеличения
И теперь, увидев дом на Швенто Казимеро, вполне подходящий для постоянного проживания Ариена Трийского, Мура и Настя испытали удивительный душевный подъем. Как будто увидеть заброшенный старый дом с аккуратно разбитым окном и дать волю фантазии – все равно, что получить неопровержимые доказательства присутствия принца-вампира на земле.
Впрочем, в доказательствах они не нуждались. Иногда для счастья совершенно достаточно легкомысленного предположения, которое как-то незаметно превращается в уверенность, пока идешь по Швенто Казимеро к Барбакану, подпрыгивая от избытка чувств, непрерывно щелкая телефоном, заговорщически переглядываясь с подругой: «Прикинь, он тоже каждый день ходит здесь!»
Проснувшись, долго не мог поверить, что действительно сделал такую несусветную глупость: в нарушение всех писаных и непроизносимых правил совершил перемещение между реальностями во сне. Это я-то, с детства приученный контролировать течение мыслей, всякое свое движение, любой издаваемый звук, каждый выдох и вдох – даже в обмороке, не только в сновидении.
Немыслимо.
Как это произошло, почему, зачем? Вопросы остались без ответа, потому что роковые последствия безрассудного поступка не заставили себя ждать. Утрата памяти, как неоднократно предупреждала Старшая Наставница Хайя Омин. К счастью, не полная, а только частичная. Повезло. На самом деле, фантастически повезло. Могло быть гораздо хуже.
По крайней мере, ответы на обычные в таких случаях вопросы: «Кто я?», «Откуда?», «Где сейчас нахожусь?» – у него все-таки были. И довольно внятные, грех жаловаться. Впрочем, жаловаться вообще – грех. Даже когда у тебя нет ответа на вопрос: «Зачем я здесь?» И на другие, не менее важные: где я был вчера? Чем вообще занимался в последнее время? Что делал, чего хотел, о чем думал, с кем встречался и говорил? Кого любил, что считал смыслом? Был счастлив, или напротив, проклинал день знакомства своих родителей?
Понятия не имею.
Воспоминания детства оказались на месте, четкие, яркие, хоть и прошла с тех пор не одна тысяча лет. Годы юности и учебы тоже помнил вполне ясно. А вот события относительно недавних дней мелькали, как картинки, разрезанные для коллажей и тщательно перемешанные. Что действительно вспомнил, что выдумал, что просто когда-то приснилось – поди теперь разбери.
Впрочем, ладно. Это ждет. Для начала следует привести себя в порядок.
Сел на постели, огляделся. Вздрогнул, увидев свое отражение – вечная злобная мать, кто здесь?! Ах, ну да, это у нас я. Доброе утро. Удивительный я все же урод – бледная немочь с бесцветными волосами, глаза как у огненной жабы, зеленые, выпученные, и лицо совершенно непрозрачное, как табуретка, даже костей под кожей не видно; впрочем, внешность – это, как показывает практика, не очень важно, почти с любой можно жить. Я же живу.
Вспомнил: в этом доме зеркальная дверь ведет в ванную, белая – в коридор, там справа кухня, а слева проход в кладовую, ну то есть, в условную кладовую, на самом деле, ничего нужного там не хранится, только искривленные временем и сыростью доски и старые картинные рамы, остались с каких-то незапамятных времен, не стал убирать, потому что они не мешают пройти к окну. Окно – это очень важно; вспомнить бы еще, почему.
Ладно, попробую вспомнить. Но сперва надо умыться и… что еще делают, чтобы быстро привести себя в чувство? Так, погоди, в этой реальности совершенно точно есть некий специальный утренний напиток; дома я вспоминаю его с содроганием, очень уж горький,
И да, отличная новость: местные языки я все-таки не забыл. А то хорош был бы, лопоча здесь на трийском наречии, которое во всей Вселенной понимает примерно полторы сотни тысяч человек.
В кухне обнаружил не только смолотый с вечера кофе, но и три пирожных на белом фарфоровом блюде, и почти непочатую коробку шоколадных конфет, припас, значит, заранее, чтобы не бегать с утра по городу в поисках пробуждения и утешения одновременно, какой же я молодец.
Конфеты оказались странные: сверху шоколад, а внутри острый сыр и кусочек оливки. Подумал: «Добрая мать, какая же гадость!» – тем не менее, проглотил и сразу потянулся за второй. К четвертой по счету распробовал наконец это экзотическое сочетание, заодно вспомнил, что всякий раз привыкал к нему заново, первую конфету жевал, содрогаясь от отвращения, а ближе к финалу сожалел, что нельзя захватить пару центнеров домой. Живые люди и одухотворенные артефакты относительно легко воплощаются в иных реальностях, обычные вещи, вроде одежды, оружия или книг протащить гораздо трудней, но все-таки возможно, если знаешь специальные приемы, а вот еду – ни в какую. То есть, взять с собой ее можно, но съесть потом не получится, в лучшем случае, окажется гнильем, в худшем – смертельным ядом, причем никогда заранее не угадаешь, как выйдет на этот раз, лучше просто не связываться. В смысле, возвращаться домой без гостинцев.
Так. Возвращаться домой. Тысяча безногих демонов, возвращаться домой! Но как?! Как я собираюсь туда возвращаться?
С момента пробуждения гнал эту мысль, как мог, отвлекаясь на кофе, конфеты и другие безопасные темы, лишь бы не признаваться себе: я понятия не имею, как вернуться отсюда домой. Забыл. Просто забыл, как и многое другое. Ничего удивительного, обычно именно это и случается с теми, кто, вопреки Первому Правилу Сохранения Осознания, сперва оказался в иной реальности, а уже потом соизволил проснуться, хотя любому балбесу с детства известно, что нормальные люди с трезвой головой на плечах всегда делают наоборот.
– ИДИОТ.
Сказал это так громко, что задребезжали тарелки в буфете, от любимой керамической кружки для кофе откололась ручка, а с потолка на кухонный стол шмякнулся небольшой серый паук. Прежде не подозревал, что пауки падают в обмороки, однако факт остается фактом, бедняга потерял сознание, пришлось приводить его в чувство, руководствуясь исключительно интуицией – если и обладал когда-то умением исцелять пауков, оно улетучилось из прохудившейся памяти вместе с другими полезными навыками.
К счастью, пострадавший кое-как пришел в себя, встряхнулся и пошатываясь побрел к дальнему краю стола, катя перед собой увесистую крошку от пирожного, прихваченную в качестве компенсации за моральный ущерб.
Ну хоть какая-то ему от меня польза. Или наоборот, вред? По идее, паук хищник, сладкого ему нельзя. Хотя, собственно, почему? Я тоже хищник, однако пирожные никогда не причиняли мне зла, а только пользу и удовольствие.
В подтверждение своей правоты, откусил сразу половину эклера. Запил одним глотком горькой кавы [27] и одним черного кофе. Подумал: надо же, похоже я заблудился. Не кто-то другой, а именно я. Профессиональный спасатель, обученный отыскивать потерявшихся странников, куда и в каком состоянии их бы ни занесло. На самом деле, смешно – если оценить ситуацию беспристрастно, со стороны.
27
Кофе – kava (по-литовски), kawa (по-польски).