Сказки старого Вильнюса VII
Шрифт:
– Но кроме тебя никто не… Ну, то есть Сашка знал, что я хочу манекен, и девчонки знали; предположим, кто-то, или все вместе решили сделать мне такой подарок. Но как бы они его сюда занесли без ключей? Дома весь день никого не было. Ты на работе, Элька рано утром с подружками куда-то поехала. Я сама только пришла. Захожу в кухню, а тут он. Такой прекрасный! Сбылась моя мечта.
– Ты мечтала о сиреневом манекене? – переспросила Мила.
– Да не то чтобы именно о сиреневом, – улыбнулась Люцина. – О любом манекене. Я же тебе говорила, не помнишь? Спрашивала, вдруг кто-нибудь
– Ну, двести евро как-то можно было бы наскрести, – нерешительно сказала Мила.
На самом деле жалко тратить такие деньги на дурость. Сама ни за что не стала бы и дочку постаралась бы отговорить. Но сейчас, когда манекен уже лежал здесь, рассуждать о теоретической возможности его купить было легко и приятно.
– Да ну, – нахмурилась Люцина. – Слишком дорого. Мне же не для работы, а просто так. Для интерьера и настроения. Как-нибудь интересно его раскрасить и поставить в комнате. Чтобы всегда под рукой был вымышленный друг.
– Сиреневый вымышленный друг, – уточнила Мила.
– Никогда не знаешь, какого цвета твой вымышленный друг, пока не застукаешь его у себя в кухне, – кивнула Люцина. И села на диван рядом с матерью.
– Зато его даже красить не надо, – сказала она. – И так хорош.
– Все-таки интересно, откуда он взялся, – вздохнула Мила.
– Мне тоже. Будем проводить следствие. У нас с тобой как раз есть серые клеточки. У меня на юбке, у тебя на шарфе. В сумме не меньше, чем у Пуаро.
– Я должна вам что-то сказать… – на этом месте Эляна предсказуемо умолкла и застыла в дверном проеме – ни туда, ни сюда.
Выглядела она одновременно решительно, испугано и вызывающе; с таким видом юные девицы обычно объявляют о намерении бросить школу, или немедленно выйти замуж, или и то и другое сразу, полным пакетом. Но не в двенадцать же лет!
– Что слу?.. – начала было Мила, но в этот момент раздался такой пронзительный визг, что у нее заложило уши.
– Что за?.. – присоединилась к ней Люцина; окончание фразы было поглощено визгом.
Пока Люцина и Мила бессмысленно таращились на Эльку, а она на них, сиреневый манекен вскочил с пола так резво, словно был не просто живым, а живым акробатом. И метнулся к Люцине. Та отпрянула, но не успела увернуться. Миг спустя манекен уже сидел у нее на коленях, обнимал пластмассовыми руками и, подвывая от ужаса, умолял тоненьким детским голоском:
– Защити меня! Не отдавай!
– Что это у вас? – почти беззвучно спросила Элька, пятясь обратно в коридор. – Кто оно?
– Мама, сними с меня это, пожалуйста, – чужим, незнакомым, очень спокойным голосом попросила Люцина. – Убери его куда-нибудь.
– Не отдавай меня Зверю! – взвыл манекен.
– Мяу! – тоненько пискнула Элька. И зачем-то повторила: – Мяу, мяу!
К этому моменту Мила окончательно перестала понимать, что происходит. Но мяуканье младшей дочери оказалось последней
– Немедленно прекрати мяукать! И без тебя…
Хотела сказать: «И без тебя черт знает что творится», но не успела, потому что Люцина наконец как-то стряхнула с себя манекен, и он с грохотом упал на пол, а Эляна объяснила:
– Он маленький. И испугался.
– Кто маленький?!
– Мама, давай уберем это, – все тем же чужим незнакомым голосом попросила Люцина.
– Пожалуйста, не отдавайте меня Зверю. Мне страшно! – жалобно твердил сиреневый манекен. Но по крайней мере, смирно лежал на полу, не пытаясь снова взгромоздиться на колени Люцине. Уже молодец.
– Котенок, – сказала Элька. – У меня котенок. Он маленький. Очень хороший. Увязался за мной аж на Добужинского, возле Илонки, я его только перед светофором на руки взяла, чтобы машина не сбила. И он сразу так замурлыкал, что я не смогла отпустить. Я хотела сначала спросить разрешения, но не дозвонилась. И… в общем, я его принесла. Он не блохастый, здоровый, чистенький, видно, что домашний, людей совсем не боится, наверное потерялся. Пусть это будет подарок на Новый год и на день рождения вместе, мне больше ничего не надо, даже самокат. Я сама буду за ним убирать, честно! Я хотела все объяснить, но у вас… а что тут у вас? Это такая игрушка?
– Это какой-то ужас, – выдохнула Мила. Сразу про все.
– Мама, помоги мне его убрать, – снова попросила Люцина.
– Не отдавайте меня! Не-е-е-ет! – истошно верещал манекен.
– Он мальчик, – сказала Элька, расстегивая молнию пуховика. – С ним не будет проблем. В смысле когда вырастет, никого нам не родит.
Из-под пуховика наконец выглянула полосатая морда с мохнатыми бакенбардами. И разразилась длинной прочувствованной речью:
– Мяу-мяу-мяу!
– Нет, пожалуйста! Только не это! – воскликнул сиреневый манекен. И вдруг исчез. А на плече Люцины образовалось невесомое черное облачко. И пропищало совсем уж жалобно, куда там котенку: – Не отдавай меня Зверю! Не отдавай!
Стены снова сотряс визг, но теперь уже родной и знакомый. На Милиной памяти Люцина так визжала всего дважды в жизни: когда у нее впервые брали из пальца кровь на анализ, и когда соседский мальчишка бросил в нее паука. И попал.
«Даже хорошо, что она кричит, – подумала Мила. – Значит, не такой уж сильный шок. Интересно, а у меня – сильный? Я вообще это все хоть как-то переживу?»
Пока Милин разум панически метался по черепной коробке, на помощь пришел материнский инстинкт: она крепко обняла дочку, прижала к себе, утешительно забормотала:
– Не бойся, моя девочка, не бойся, ничего страшного не случилось, я с тобой, все будет хорошо.
Визг постепенно перешел в рыдания; по опыту Мила знала, что это неплохой признак: поплачет, устанет, пойдет умоется и успокоится. А уже потом будем думать, как и что.
– Лю, ты чего? – удивилась Элька, никогда прежде не видевшая старшую сестру в слезах. – Ты так сильно не хочешь котенка? Но ты же любишь кошек, ты сама говорила…
– Мяу, – укоризненно вставил котенок. И повторил, видимо, для полной ясности: – Мяу!