Сказки женского леса
Шрифт:
Дома, конечно, она шубку померила, и не один раз, и вообще фактически полночи проходила в ней, не снимая. Чудо не исчезло – в шубке Маруся просто становилась другим человеком. Она с удовольствием смотрела на себя в зеркало, жалея только, что оно слишком маленькое, – а раньше большие зеркала всегда считала излишеством.
И даже сняв, она не могла расстаться с шубкой. Раскладывала ее на постели, садилась рядом, гладила нежный мех, поворачивала так и этак, снова и снова восхищаясь его переливами.
«Господи, – сказала она наконец сама себе. – Ты, матушка,
И тут же, снова надев шубку и глядясь в зеркало, себе отвечала: «Я просто восхищаюсь этим произведением высокого мехового искусства».
Но и любовь, и искусство требуют жертв. И Марусе довольно быстро пришлось непосредственно с этим столкнуться. Шубка решительно требовала других сапог, сумки, шапки, шарфа и варежек. То есть варежки как раз у Маруси были, но с шубкой они не сочетались, ей нужны были изящные кожаные перчатки.
В конце концов на деньги, оставшиеся от кольца, Маруся купила себе новые сапоги и перчатки, шапку связала за выходные из старого, еще бабушкиного, оренбургского платка, вместо шарфа, решив, что воротник высокий и теплый, приспособила летнюю шелковую косынку, а с сумкой шубка на фоне всего этого примирилась. «До премии», – сказала задумчиво Маруся не то себе, не то шубке.
Зато все жертвы были не напрасны. Когда Маруся в новой шубке, немного опоздав впервые в жизни, столкнулась у двери кабинета с начальником Петром Сергеичем, тот окинул ее внимательным взглядом, и в этом взгляде, тоже впервые в жизни, читался какой-то новый, мужской интерес.
– Мария... э-э
– Эдуардовна, – подсказала Маруся. Начальник никогда не называл ее по имени-отчеству, он вообще ее никак не называл, обращаясь все больше с безличными просьбами.
– Мария Эдуардовна, будете варить кофе, налейте и себе чашечку и заходите ко мне, побеседуем.
Во время беседы начальник доверительно сообщил ей, что за ее исключительную работу он прямо с Нового года собирается прибавить ей зарплату. Ненамного, но ведь тоже впервые в жизни. Маруся была в восторге.
Восторг не покидал ее всю зиму. Она ходила по улицам в своей шубке, словно летала. И даже когда она шубку снимала, ее новое состояние оставалось где-то вокруг нее – то ли в глазах, то ли в чем-то другом, но все замечали, что она очень переменилась. С ней даже пару раз пытался кто-то познакомиться.
Но зима прошла, сменившись мокрой весенней слякотью. Шубку пришлось спрятать в шкаф до будущего года, убрав предварительно в специальный мешок на плечиках. Впрочем, привыкнув за зиму к своему новому состоянию, Маруся вдруг ни с того ни с сего купила себе пару совершенно новых платьев – не самых дорогих, но симпатичных. А ведь и старое было вполне приличным. Кроме того – и это уж ни в какие ворота не лезло – она купила себе в той же комиссионке голубые джинсы.
– Ну и что? – сказала она удивленной Катьке. – Что тут такого? Может, я в отпуск на море поеду.
В отпуск ей действительно пришлось поехать, но не к теплым морям, а в деревню
И все бы ничего, но перед отъездом Маруся вдруг спохватилась. Дверь у нее в квартире, что называется, ногтем открыть можно, все соседи давно железных понаставили, а ей зачем? Она только смеялась всегда. Лишнее это, только денег стоит, а красть у нее все равно нечего. А тут ее как ударило – шубка! Шубку могут украсть. И что делать? С собой тащить? В ломбард нести? Как всегда, позвонила Катьке.
– Без проблем, – засмеялась та. – Тащи свое сокровище, повешу в шкаф, будет в лучшем виде!
Марусе было немного грустно глядеть, как Катька запихивает шубку в недра своего гардеробища, куда-то между мужниной дубленкой и своими весенними пиджаками. Зато как же здорово было, приехав, ее оттуда получить. Шубка, правда, выглядела слегка помятой и какой-то взъерошенной даже в пакете. Маруся дома ее встряхнула, разгладила. До зимы отвисится.
Наконец, наступил долгожданный мороз. Маруся полезла в шкаф за шубкой, вытащила из пакета, разложила на кровати. Но в пакете оставалось что-то еще, будто какой-то ком набился. Маруся досадливо тряхнула пакет, и оттуда выпала еще одна шубка, совсем маленькая, детская.
«Наверное, у Кати тогда завалилась», – подумала Маруся, подняла шубку и положила рядом со своей. Шубки лежали рядышком, меховые, пушистые и даже чем-то похожие. Только у маленькой мех был покороче и потемнее, серо-голубоватый. А так – и вставочки кожаные по бокам, и воротнички.
«Надо же, детская, а как сделана хорошо. Небось дорогая тоже», – и пошла звонить Кате.
Но Катя от шубки отказалась:
– Ты что, Машунь? Какая шубка? У меня ж пацаны оба, у них шубок отродясь не было. Они в куртках всю зиму носятся.
– Ну, может, у тебя оставлял кто?
– У меня только ты свою шубу оставляешь, я ж не ломбард. Машка, ты что-то напутала. Извини, мне убегать надо. – И Катя повесила трубку.
Маруся задумчиво повертела шубку в руках. Очень хорошенькая детская шубка, новенькая совсем. И откуда взялась? И куда ее девать? Ей-то она и вовсе незачем...
Идея пришла внезапно. Надо ее отнести в комиссионку, ту самую, у работы. Даже забавно – самой туда что-нибудь продать. И на следующий же день Маруся пришла на работу с большим кульком.
Но до комиссионки она не дошла. Шубку в кульке у нее углядела одна из сотрудниц-бухгалтерш, которых теперь у них на фирме было во множестве.
– Мария Эдуардовна, это у вас там шубка? Детская? Какая хорошенькая! А где вы купили?
– Я не купила, – Маруся слегка замялась. – Я, вообще-то, собиралась ее продать...
– Правда? Вы уже договорились с кем-то? А я как раз для дочки искала...
Через десять минут Маруся рассталась с шубкой и сидела за своим столом слегка оторопевшая от полученных благодарностей и, между прочим, денег. Кому, может, и небольшие, а ей – полторы зарплаты. А уж как бухгалтерша рада была: