Сказки женского леса
Шрифт:
После завтрака Алла отправила его погулять со щенком, который проснулся и вился под ногами, требуя свою порцию внимания и утренней еды, а сама кинулась исправлять беспорядки на кухне.
Посудомоечную машину, впрочем, она, немного подумав, решила оставить, и из-за этого старый бабушкин буфет, испокон веков стоящий в углу, утратил одну из своих боковых стоек-колонок, но, окинув скептическим взглядом воссозданный интерьер, Алла решила, что и так сойдет. Последним царским жестом она ткнула в угол собачью миску, полную мясного супа с овсянкой, и побежала открывать двери вернувшемуся молодняку.
Потом
Санька потянулся что-то сказать ей, но Алла отстранила его и сама нагнулась к окну.
– Ваню Такого-то позовите.
Женщина протянула куда-то руку, вытащила одну из серых папок, раскрыла ее, что-то почитала и вдруг подняла на Аллу пустые глаза.
– А вы кто ему будете? – вскинулась она из-за окошка. – И не говорите только, что мать. Он сирота. К нему только брата пускают.
Алла вздохнула, и ответила ей очень пристальным взглядом.
– Вы позовите, – тихо повторила она. Помолчала немного и добавила:
– С вещами.
Женщина больше не пыталась ей возражать. Сняла телефонную трубку и пробубнила в нее, что Ваню из пятой группы вызывают на проходную. Сделала паузу и выплюнула, как подавилась:
– С вещами.
– Спасибо, – вежливо сказала ей Алла. Протянула руку в окошко, и серая папка вдруг как-то сама оказалась в этой руке, изменила вдруг цвет, став на секунду ярко-зеленой, а потом розовой, и вообще исчезла, как испарилась. Из коридора донесся топот ног.
Алла подняла глаза. Издалека к ней несся ее Ванюшка, ее младший, ее несчастный, осиротелый и такой любимый ребенок. Он несся, издалека раскинув руки и вопя непрерывное:
– Ма-а-ама-а-!
Алла знала, что вот сейчас он, как есть, со всех рук и ног, кинется и повиснет на ней, и на секунду застыла в ужасе – она же бесплотная, вдруг он сквозь нее упадет, но Ванька уже добежал, и висел на ней, и она кружила его в воздухе, и все было, как надо.
Ванька, в отличие старшего брата, был не только страшно обрадован, но и удивлен-таки ее появлением, но, со свойственной детям легкостью бытия, скорее волновался вопросом, отчего же она не появлялась так долго. То, что она должна была в конце концов появиться, в детском сознании сомнению не подлежало.
Все вместе они быстро-быстро пробежали по чудной заснеженной дорожке, прячась друг от друга за кусты и швыряясь снежками, единым духом домчались до дома на столь удачно подошедшем троллейбусе, взлетели по ступенькам и ворвались, сильно толкнув обитую старым дерматином дверь, в такую родную, такую уютную, хоть и захламленную слегка квартиру...
В середине кухни на столе стоял свежевыпеченный и еще горячий пирог с капустой, в стареньком холодильнике нашелся пакет молока, спаниель бестолково толокся под ногами, мешаясь всем на ходу, и было так здорово опять собраться всем на старом диване под лампой, укрытой оранжевым абажуром и смотреть, как за окном падают снежинки на темном небе, перелетая, поворачиваясь и поблескивая в свете фонаря... Кончалось двадцать шестое декабря.
Эти дни прошли тихо и беззаботно, бессовестно промелькнули, все как один, не омрачаемые ничем. Они как-то жили, варили суп, ходили гулять, наряжали елку и, тайком друг от друга, готовили подарки к Новому году. Только и было происшествий, что пришел вдруг участковый милиционер, сопровождаемый какой-то странной личностью мужеска пола, в драном пальто и почему-то с костылем. Алла открыла им дверь.
– Здравия желаю, – бодро откозырял ей милиционер через порог. – Гражданка Такая-то?
– Да, – согласилась Алла.
– Документики разрешите спросить?
– Да пожалуйста, – пожала плечами Алла, извлекая паспорт из кармана фартука, запачканного мукой – они с Ванюшкой как раз лепили пирог. – А в чем, простите, собственно дело?
– Да тут, понимаете, – забормотал милиционер смущенно, открывая паспорт на странице с пропиской, – неувязочка, понимаете, тут у нас. Вот гражданин, – он кивнул в сторону личности, в которой, не без некоторого, впрочем, усилия, можно было опознать уже знакомого нам когда-то изящного Пашу. – Гражданин жалуются, будто бы проживали, и были выдворены незаконным образом, и вообще. Ерунда, конечно, но сами понимаете – обязан проверить.
– Да проверяйте на здоровье, – фыркнула Алла. – У меня документы в порядке. А вот у него-то вы их спрашивали?
– Так нету, – горячо кивнул милиционер. – Именно нету. Говорит, утратил в результате незаконного лишения жилищной собственности.
– А-аа, – понимающе кивнула Алла. – Это бывает, бывает. Вы бы в паспортном столе справились.
– И справлялись, – подтвердил собеседник. – Первым делом справлялись.
– И что же?
– И ничего. Все как есть, точка в точку с вашим паспортом. Вы не беспокойтесь, гражданочка, – тут милиционер, повернувшись спиной к маячившему в некотором отдалении от Аллы своему спутнику, покрутил пальцем у виска. – Тут дело-то ясное. Разберемся.
– Ну и хорошо. – Алла взяла паспорт двумя пальцами и снова засунула в фартук. – Я и не волнуюсь. С наступающим вас.
– И вас также, – милиционер откозырял еще раз, повернулся кругом и стал спускаться по лестнице, довольно грубо подталкивая вперед бывшего Пашу. Алла еще раз пожала плечами и тихо закрыла дверь.
В эти же дни случилось еще некоторое событие, о котором наши герои знать естественным образом не могли, но которое внесло свой вклад в общую историю.
В местах не столь отдаленных Страж Ворот, сортируя компанию вновь прибывших, обратил вдруг внимание на чем-то знакомый ему яркий халат, скинутый с плеч очередной получившей порцию Забвения души в общую кучу.
– Так-так-так, – нахмурился он, вспоминая. – Точно.
Страж повернулся к амбарной книге, подчеркнул пальцем последнюю, только что вписанную строку, пожевал в бороде...
– Вот оно как, значит... Не выдержала. Оно и понятно. Хотя...
Он снова обратился к книге. В графе: «Причина смерти» стояло: «Замерзание в нетрезвом состоянии. Безвременно».
– Молодец девка. Чисто сработала, не подкопаешься.
Страж подошел к окошку, отдернул шторку, покрутил что-то в настройке и долго вглядывался в открывшуюся перед ним картину.