Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь

Чуковский Корней Иванович

Ильф и Петров, издеваясь над эпидемией канцелярского «сократительства», довели этот прием до абсурда: подвергли такому сокращению тургеневских Герасима и Муму и получили озорное Гермуму. Они же выдумали пародийное политкарнавал и придали «Театру инфекции и фармакологии» сокращенное название ТИФ.

Столь же остроумно использовали они имена Фортинбрас и Умслопогас. Первое имя принадлежит персонажу из «Гамлета», второе — герою романа английского беллетриста Райдера Хаггарда. Авторы «Двенадцати

стульев», сделав вид, что не подозревают об этом, в шутку предложили читателю воспринять оба имени как составные названия двух учреждений (вроде Моссовет, Райлеском и проч.). Оттого-то в их чудесной пародии на театральные афиши 1920-х годов появилась такая строка:

«Мебель — древесных мастерских Фортинбраса при Умслопогасе».

Это уморительное Умслопогас, внушающее мысль об угасании ума, было настолько похоже на тогдашние составные слова, что стало нарицательным именем одного очень большого издательства, давно упраздненного. Мы так и говорили тогда: «У нас в Умслопогасе…»

Подобным же образом Александр Блок в одной шуточной пьеске (1919) высказал догадку, что имя молодого литератора — Оцуп — есть сокращенное название учреждения. Пьеска называется «Сцена из исторической картины „Всемирная литература“», и там есть такие стихи:

Неправда! Я читаю в Пролеткульте, И в Студии, и в Петрокомпромиссе, И в Оцупе, и в Реввоенсовете…

В примечании к слову Оцуп поэт говорит, что если Оцуп — название учреждения, то «очевидно, там была культурно-просветительная ячейка».

Помню, как добродушно смеялся поэт, когда М. Лозинский, прощаясь с ним, сказал ему с величайшей серьезностью:

— ЧИК! — и пояснил, что по-новому это означает «Честь имею кланяться».

Эдуард Багрицкий, приведя в своем стихотворении «Ночь» (1926) аббревиатуру МСПО, попытался расшифровать ее в пышно-романтическом стиле:

Четыре буквы «МСПО», Четыре куска огня: Это — Мир Страстей, Полыхай Огнем! Это — Музыка Сфер, Пари Откровением новым! Это — Мечта, Сладострастье, Покой, Обман.

Одной девочке, родившейся в начале 1920-х годов, родители дали звучное пушкинское имя Зарема — лишь потому, что для них оно значило: Заря Революции Мира.

И знаете ли вы, почему некий Сидоров назвал свою дочь Гертруда? Потому что для него это имя означало Герой Труда.

В настоящее время всеобщая страсть к сокращению слов мало-помалу потухла.

Тем детям, которые при рождении нарекались такими экзотическими именами, как Аванчел (Авангард Человечества), Слачела (Слава Челюскинцам), Новэра (Новая Эра), Долкап (Долой Капитализм) и т. д., теперь уже много лет, и своих детей они называют уже по-человечески: Танями, Олями, Володями. И еще один пострадавший: Сиврэн —

сокращенная форма четырех замечательных слов: Сила, Воля, Разум, Энергия. Можно быть твердо уверенным, что ни один из его сыновей не будет Сиврэном Сиврэновичем.

Вообще многие из этих слов-агрегатов оказались времянками и ныне отодвинулись далеко в историю вместе с теми явлениями, которые были обозначены ими: нэп, рапп, пролеткульт, рабфак, комбед, торгсин, ликбез, моссельпром.

И совсем без следа исчезли слова-фикции, слова-пузыри, изготовленные в канцеляриях всевозможных начпупсов. Органическими, живыми словами им не удалось побывать, они умирали еще до рождения.

Кто помнит колченогое Гвытм, которым пробовали было обозначить Государственные высшие театральные мастерские? Или: главэкоб, комикон, соучмол, копоко, трубарвосо?

Это не то что загс, трудодень, стенгазета, которые уже вошли в нашу лексику как полноправные законные слова.

К слову загс до того привыкли, что стали уже забывать, из каких четырех слов оно склеено. Я, например, совершенно забыл.

Так что беспокоиться нечего: все эти словесные агрегаты не могут нанести языку никакого ущерба, потому что народ строжайшим образом контролирует их, сохраняет лишь те, которые вполне соответствуют духу языка, его природе, и без жалости отметает от себя всякую словесную нечисть.

Из всего этого вывод один: при суждениях о нормах нашей речи никак нельзя выносить приговоры огулом. Нельзя говорить: все такие слова хороши. Или: все они плохи. Среди них есть отличные, выдержавшие испытание временем, пользующиеся всенародным признанием, а есть и гомункулы, изготовленные бюрократическим способом. От них так и несет мертвечиной.

Конечно, только старовер может восставать против всех «сплавленных» слов.

Но кто же не порадуется, видя, как сотнями проваливаются в тартарары всякие мертворожденные Заммортеххозупры и Умслопогасы?

Народ проверяет слова раньше всего на слух. Ему необходимо благозвучие. Лишь те из новых слов он сохраняет в своем языке, которые соответствуют его фонетическим нормам. А чиновники не слышали тех слов, которые они чертили на бумаге в своих канцеляриях. Оттого-то эти умслопогасы и сгинули.

Наряду с умслопогасами в современную русскую речь проникли и другие словесные формы, тоже вызванные стремлением к ее экономии.

Я говорю о так называемых усеченных словах, или, как именуются они в просторечии, «обрубках».

Читательница С. Н. Белянская недавно прислала мне из Ташкента письмо, где отзывается с большим негодованием о таких современных «обрубках», как зав, зам, пред, га (вместо гектар) и др.

Они кажутся этой читательнице «насильственно (?) введенными в русский язык», и она выражает надежду, что все они скоро исчезнут.

Надежда, конечно, не сбудется, так как слова эти вполне соответствуют ускоренным темпам нашей нынешней речи и входят в нее органически.

Такие «обрубки», как кино, кило, авто и др., прочно вошли в наш литературный язык, и нет никакого резона изгонять их оттуда. И кто потребует, чтобы вместо чудесного «обрубка» метро мы говорили метрополитен?