Сказки
Шрифт:
Другая — маленькая, толстая, широкая, как будто её сначала вылепили из жирного мягкого пластилина, а потом пришлёпнули сверху, и она расползлась во все стороны. Под оттопыренной нижней губой у неё красовалась великолепная серая бородавка.
— Пррекррасная кварртирра в пррекррасном ррайоне! — рявкнула Плоская, не поздоровавшись. — Даже старые ведьмы не всегда могут получить такую. Ловкая вы, сестрица!
— Стараюсь… — скромно опустила глазки Цапа Цопик. — И добрые люди помогли… Пожалели, дурачки, бедную девочку и несчастную бабушку… Хи-хи!
— Без добрых дурачков нам,
— Как вам, сестрицы, будет угодно!.. — Цапа Цопик приложила руку к груди и обратилась в старуху. — По совести сказать, девчонкой быть нелегко — прыгай, вертись… А кости-то болят, кости-то стариковские…
— Кому вы рассказываете! — воскликнула Плоская. — Вот я когда-то умела превращаться в книгу. Да-да, в обыкновенную книгу под названием «Загадки, шарады, ребусы». Как начнут меня перелистывать — все косточки трещат и жилы вытягиваются. Нет, я уж давно оставила эти шалости.
— А я когда-то любила превращаться в облако… — сказала Толстая.
— В облако? — удивилась Плоская. — Это с вашей-то фигурой?
— Что ж такого? — обиделась Толстая. — Фигура для облака очень даже подходящая. Но — вечная сырость, ветер, сквозняки… Представляете: лечу над землей и чихаю! Ну их, эти превращения. От них для здоровья один только вред, старишься раньше времени.
— Извините, сестрицы, — сказала Цапа Цопик. — Я с вами не согласна. Конечно, вы опытные ведьмы. И вам все эти превращения, наверное, уже порядком надоели… Но мне, бывает, так выгодно вдруг прикинуться ребёнком. Тогда я легко могу делать мелкие пакости и творить большое зло. Вот на днях я на большом тракторе…
— Мы слышали, сестрица, про этот случай. Хорошо. Нам понравилось, — сказала Толстая.
— И про выступление в цирке нам тоже известно. Очень хорошо! — добавила Плоская.
— Я стараюсь… — улыбнулась Цапа Цопик. — Директор цирка предложил мне выступать там каждый вечер, я ему полюбилась. Оказывается, многие люди почему-то любят детей и очень верят детям. Прикинувшись девчонкой, я могу легко всех одурачить — взрослых, ребятишек, мужчин, женщин — всех-всех-всех! И даже зверей могу одурачивать — они тоже доверяют детям! И даже — птичек!.. Хи-хи-хи!..
Приятель Котькин сидел в клетке, прикрыв глаза и словно дремал от нечего делать. Но уши он выставил вперёд и всё внимательно слушал. Слушал и запоминал!
— И есть у меня ещё секрет, — продолжала будущая ведьма. — Только уж вы, сестрицы, меня не выдавайте: я до тех пор буду жить на земле, пока смогу возвращаться в детство. А если вдруг это моё волшебство пропадёт — я сразу же исчезну… меня больше не будет!.. Нет, пусть болят мои косточки, пусть трещат мои жилы, но я хочу жить — хочу быть девчонкой! Хочу прыгать, бренчать на гитаре, мучить кошек и собак, бить стёкла, лупить мальчишек, обливать чернилами учителей — хочу быть настоящей ведьмой!
— Мы подумаем, — сказала Толстая.
— Мы решим, — сказала Плоская.
Уселись пить чай. Это был особенный чай, любительский — с маком
— Угощайтесь, сестрицы! — говорила Цапа Цопик. — Отведайте вот эти колдовские пирожки, они домашние: сама стряпала.
— Очень вкусно!
— А на каком масле жарили?
— Разумеется, на резиновом!
— А горючую серу добавляли?
— А как же!
— Дивный аромат!
— Вчера была я у доктора… — Толстая утерла пот со лба. — Пожаловалась на боль в животе. Доктор осмотрел меня очень внимательно и сказал, что мой желудок может переваривать жареные гвозди. У вас не найдётся хотя бы несколько штучек?
— Какая жалость! — всплеснула руками Цапа Цопик. — Гвозди все вышли! А может быть, поджарить пару швейных иголочек?
— Благодарю, но иголки для меня слишком тонкая пища.
— Позвольте! — воскликнула Плоская. — Что я вижу!.. У вас в клетке сидит, кажется, кот?.. Зелёный!.. Это кот или крокодил?
— Так точно, кот! — Котькин вскочил на задние лапы, а передние вытянул по швам.
— Какой молодчага! Люблю таких бравых. А как звать тебя, голубчик?
— Аркадий! — отрапортовал Котькин.
— А скажи нам, Аркаша, ты только по-человечески болтаешь? — спросила Толстая.
— Никак нет! Кроме родного кошачьего и кроме человеческого, понимаю и разговариваю на звериных и на птичьих языках!
— Аркадий, — строго сказала Цапа Цопик. — Мои гости очень любят поэзию. Прочти-ка нам что-нибудь нежное, поэтическое.
— Слушаюсь! Будет исполнено! Нежные стихи под названием «Подарок».
Я своей кошурке Мурке Куплю валенки и бурки. А знакомому котёнку Куплю жёлтую дублёнку!— И это всё? — удивилась Плоская. — Дурацкие стихи. Голубчик, ты, может быть, дурак?
— Никак нет! Не дурак, а голодный.
— Что ж вы, сестрица, — Толстая обернулась к Цапе, — учёного кота голодать заставляете. Нехорошо! Кот с образованием должен быть с питанием… Видите, я тоже могу стихами выражаться.
— Ах, конечно, конечно, — засуетилась Цапа Цопик. — Аркадий, ты немедленно получишь рыбную ко… — она хотела сказать «косточку», но, подумав, великодушно произнесла: — котлету! Выходи из клетки, поужинай…
Взглянув на входную дверь — плотно ли заперта? — взглянув на форточку — закрыта ли? — Цапа Цопик осторожно отворила клетку.
Но Котькин не спешил выходить.
— А мне и здесь хорошо! — весело сказал он. — Уютно!
— Пррекррасный кот в пррекррасной кварртирре! — отчеканила Плоская. — У меня живёт учёный крокодил — играет на рояле и очень трогательно поёт «В лесу родилась ёлочка». У него тоже зелёный цвет. Очень современно. Мне нравится… Но поющий крокодил — для моего развлечения. А говорящий кот — зачем он вам?