Сказки
Шрифт:
Бананито и Цоппино услышали их тяжелые размеренные шаги, раздававшиеся в соседнем коридоре.
— Нужно добраться до кухни, — сказал Цоппино, — раз уж не можем убежать все вместе, удерем хотя бы вдвоем. На свободе от нас будет больше проку, чем здесь.
Едва они появились на кухне, как голодный поваренок снова напустился на Цоппино:
— Я же только что выгнал тебя, бесстыжий обжора! А ты опять норовишь отнять у меня последние объедки! Ну, быстро! Вот окно — полезай в него! А утонешь, так туда тебе и дорога!
Он был так сердит и встревожен, что даже
— Ну, в дорогу!
— Да, да! В дорогу! В дорогу! И больше тут не показывайтесь! — проворчал поваренок.
Только когда беглецы скрылись, он заподозрил что-то неладное.
— А этот другой, кто бы это мог быть? — стал соображать он, схватившись за голову. И чтоб не навлечь на себя беды, решил притвориться, будто ничего не видел и ничего не слышал. Затем поваренок откопал в куче очистков капустную кочерыжку, и урча от удовольствия, вцепился в нее зубами.
Не прошло и десяти минут, как бегство Бананито было обнаружено. Сторожа высовывались из окон сумасшедшего дома и кричали:
— Караул! Караул! Сбежал буйнопомешанный!
Как раз в это время Бананито и Цоппино, пригнувшись к самому дну лодки и гребя руками, переплыли через ров. Но не уйти бы им от преследователей, если б на том берегу их не ждал со своей тележкой Бен-венуто-не-присядь-ни-на-минуту.
— Скорее! Прячьтесь сюда! — велел старьевщик. Он помог им забраться в тележку и забросал сверху кучей тряпья, А сторожам, которые вскоре подбежали к нему, он сказал: — Вон там ищите! Они туда побежали, — и махнул рукой вдаль.
— А ты что тут делаешь?
— Я бедный старьевщик. Я устал и остановился передохнуть.
И чтобы ему поверили, Бенвенуто присел на край тележки и закурил трубку. Бедный Бенвенуто, он прекрасно понимал, что станет сейчас совсем старым и в несколько минут лишится нескольких месяцев жизни. Но он продолжал сидеть.
«Годы, что я теряю сейчас, — думал он, — наверняка продлят жизнь моим друзьям», — и он выпустил изо рта клуб дыма прямо в лицо стражникам.
К несчастью, в это самое мгновение у Цоппино защекотало в носу. Тряпки, что укрывали его, были довольно пыльными, и только какой-нибудь носорог мог бы сказать, что они были надушены. Цоппино попытался лапками зажать себе нос, но слишком поздно вспомнил, что из передних лапок у него осталась только одна. И он громко чихнул. Так громко, что поднял целое облако пыли.
Чтобы не подвести Бананито, Цоппино тут же выскочил из тележки и задал стрекача.
— Кто это? — удивились стражники.
— Кажется, какая-то собака, — ответил Бенвенуто, — да, собака. Спряталась, должно быть, среди тряпок. Вон как улепетывает.
— Ага! — решили стражники. — Раз улепетывает, Еначит, совесть нечиста. Догнать ее!
И Цоппино услышал за собой тяжелый топот, услышал тревожные крики и обрадовался: «Если они погонятся за мной, то оставят в покое Бенвенуто и Бананито».
Он пробежал почти через весь город,
— Ну, последний прыжок, — сказал Цоппино своим лапкам, — и мы будем в безопасности!
И лапки с такой готовностью откликнулись на его призыв, что Цоппино, вместо того чтобы вскарабкаться на колонну, со всего разбега налетел на нее и тут же превратился в рисунок — в набросок трехлапого котенка. Правда, в тот момент он не пожалел об этом, потому что стражники остались, как они сами писали потом в донесении, с носом.
— Куда она провалилась? — спрашивали они друг друга.
— Я видел, как она бросилась к колонне…
— Но поблизости никого нет…
— Тут что-то нацарапано. Смотри — какой-то проказник стащил в школе мел и нарисовал на колонне собаку.
— Что ж, пойдем отсюда. Детские каракули — не наше дело.
А Бенвенуто между тем катил свою тележку к дому, останавливаясь время от времени, чтобы отдышаться. По пути он даже присел два-три раза, потому что уже еле держался на ногах от усталости. Словом, когда он выходил из дому, ему было около восьмидесяти лет, а когда вернулся обратно, ему уже перевалило далеко за девяносто. Подбородок Бензенуто уткнулся в грудь, глаза затерялись среди морщин, а голос стал еле слышным, как бы доносящимся из-под груды опилок:
— Бананито, проснись, приехали!
Но Бананито его не слышал — он уснул, пригревшись под тряпьем.
Глава восемнадцатая, в которой вы проститесь с Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту
— Что с тобой? Ты разговариваешь со своими тряпками? — За спиной Бенвенуто, который пытался разбудить художника, остановился ночной стражник.
— Разговариваю с тряпками? — переспросил Бенвенуто, чтобы выиграть время.
— Ну да! Я же слышал, как ты что-то говорил вот этому чулку. Или ты считал на нем дырки?
— Я, должно быть, говорил, сам того не замечая, — пробормотал Бенвенуто, — знаете, так устал… Целый день колесил по городу с этой тележкой. В мои годы это не так-то просто…
— Раз устали, так присядьте и отдохните, — сочувственно посоветовал стражник, — все равно в такой поздний час никто не станет продавать тряпки.
— Да, да, присяду, — согласился Бенвенуто и опустился на свою тележку.
— Знаете, я тоже с удовольствием отдохнул бы сейчас, — сказал стражник. — Позволите?
— Отчего же, присаживайтесь!
— Спасибо! Знаете, ведь ночные сторожа тоже устают… И подумать только, когда-то я хотел стать пианистом, Пианисты всегда играют сидя, и вообще вся их жизнь проходит среди прекрасной музыки. Я даже в школьном сочинении писал об этом. У нас была такая тема — «Кем вы будете, когда вырастете?». Я написал тогда: «Когда вырасту, я стану пианистом, объеду с концертами весь мир, заработаю много аплодисментов и стану знаменитым». Я не нажил славы даже среди воров, потому что до сих пор не поймал еще ни одного из них. Кстати, а вы не вор, случайно?