Сказочная фантастика
Шрифт:
— Я хотел бы предложить тебе, — сказал людоед, — включить в свою компанию еще одного. Тогда вы стали бы еще сильнее.
— Ты имеешь в виду Джонса, — сказал Корнуэлл. Великан кивнул.
— Он говорит о себе, что он трус. Но чтобы быть трусом, требуется большое мужество. Отвага — это что-то вроде болезни, которая часто ведет к печальному исходу. Из-за нее часто погибают. Джонс никогда не попадется на такую удочку, он не позволит себе и пальцем шевельнуть, пока не будет совершенно уверен, что преимущество на его стороне. Я даже предполагаю, что у
— Не знаю, — помедлив, ответил Корнуэлл. — Есть в нем что-то, что смущает меня.
— Сила его магии, — сказал людоед. — И то, как он ею владеет. И еще то, что ты не знаком с ней.
— Может, ты и прав. Хотя я считаю, что должен поговорить с ним на эту тему.
— Мне кажется, — сказала Мэри, — он и сам ждал, что ты заговоришь с ним об этом. Он хочет проникнуть вглубь Затерянных Земель, но побаивается идти в одиночку.
— А как насчет тебя? — обратился Корнуэлл к великану. — Может, и ты нам поможешь?
— Нет, мне бы не хотелось, — сказал людоед. — Я давно покончил с этими глупостями. Я уже в том возрасте, когда вполне хватает всего лишь сладко спать в своей берлоге и сидеть у ее порога, наблюдая мир перед собой.
— Но ты расскажешь, что нас может ждать?
— Только по слухам, — ответил великан. — А их более, чем достаточно. Любой может сообщить тебе кучу сведений, но если ты все их примешь во внимание, будешь сущим дураком. — Он присмотрелся к Корнуэллу. — Но я думаю, что ты не дурак.
24
Лагерь Джонса был пуст. Три туго натянутые палатки по-прежнему стояли на своих местах, но в них никого не было. Исчез и маленький народец. Грубый стол стоял на том же месте, а вокруг него и потухшего очага, на котором готовилась еда, валялись разбросанные кости и пивные кружки. На деревянных козлах высились бочки с пивом. Легкий ветерок проносился между деревьями, поднимая пыль на дороге, которая вела к месту сражения.
Мэри поежилась.
— Как пустынно, — сказала она. — Особенно, когда вспоминаешь прошлый вечер. Куда все подевались?
Лошади, на которых они добрались до лагеря Джонса, нетерпеливо ковыряли копытами землю, мечтая скорее вернуться на лужайку с травой до колен. Они встряхивали головами, отгоняя надоедливых оводов.
— Джонс, — сказал Корнуэлл. Он думал крикнуть, но в последний момент резкий звук замер у него на губах; вырвалось лишь легкое слово.
— Давай посмотрим, — сказал он и направился в самую большую палатку. Мэри последовала за ним.
В палатке тоже никого не было. Все так же стояли раскладная кровать, стол и стулья. Угол по другую сторону от стола был затянут темной занавеской, а рядом стоял большой металлический ящик. Исчезло то, что Джонс называл своей камерой. А также ящик, в котором он хранил маленькие цветные картинки. Такая же участь постигла и много других таинственных
— Он ушел, — сказал Корнуэлл. — Он покинул этот мир. И вернулся в свой собственный.
Сев на койку, он сплел пальцы.
— А он так много мог рассказать нам, — посетовал Корнуэлл, словно бы говоря с самим собой. — Он уже стал мне кое-что рассказывать в тот вечер до того, как появились Адские Псы.
Он обвел взглядом палатку, и в первый раз почувствовал, что она была родом из другого мира — он имел в виду не столько саму палатку или оставшиеся в ней предметы, потому что по сути они не очень отличались от привычных ему — а какое-то таинственное чувство, странность, запах другой реальности и другого времени. И почувствовал укол страха и опустошающее одиночество.
Он поднял глаза на Мэри, стоявшую рядом с ним, и в этот миг каким-то чудом ему показалось, что ее лицо вмещает в себя весь мир — ее лицо, и ее глаза, которые неотрывно смотрели на него.
— Мэри, — сказал он, почти не слыша своего голоса и вставая.
И когда он встал, она тут же оказалась у него в руках. Обняв его, она прижалась к нему, и он сжал ее в объятиях. В тепле, которое шло от нее, было спокойствие и нежность, которыми были полны и ее дыхание и ее лицо.
Она шепнула ему на ухо:
— Марк, Марк, Марк, — словно это было молитвой, которой она спасалась от всех бед мира.
Не ослабляя объятий, он, осторожно повернувшись, опустил ее на кровать и склонился над ней. Приподняв голову, она поцеловала его, и он не мог оторваться от нее. Рука его скользнула под ее рубашку, и он почувствовал гладкость ее кожи — упругие полные груди, округлость живота, пушистые завитки волос.
Мир над их головой напоминал о себе какими-то голосами, стараясь проникнуть к ним, но Корнуэлл отгородился от него. Теперь он был в своем крохотном мире, в котором было место только для него и Мэри. В нем не было никого, кроме них двоих. И ничто не имело значения, кроме них двоих.
Полог палатки зашуршал, и напряженный голос позвал его:
— Марк, где ты?
Мир, принадлежавший только ему с Мэри, исчез. Он сел и, моргая, посмотрел на фигуру, которая возникла у входа.
— Прошу прощения, — сказал Хэл. — Мне ужасно неудобно беспокоить вас, когда вы тут развлекаетесь.
Корнуэлл вскочил на ноги.
— Черт бы тебя побрал, — заорал он, — это не развлечение!
Он сделал было шаг вперед, но Мэри ухватила его за руку.
— Все в порядке, — сказала она. — Марк, все в порядке.
— Я должен извиниться перед вами, — продолжал Хэл. — Я вел себя просто невежливо. Но я должен предупредить вас. Адские Псы шныряют неподалеку от нас.
Откинув полог, в палатку влетел Джиб.
— Почему, — гневно спросил он, — вы уединились? И бросили нас всех?
— Все было тихо, — ответил Корнуэлл. — Ничто не говорило об опасности.
— Тут всегда есть опасность. Как только мы покинем этот благословенный край, опасность будет идти рядом с нами.