Сказочная наша жизнь
Шрифт:
Но однажды терпение зверей лопнуло.
– Мы не растем, – начали молодые львы, – зачем мы в город ехали!
– Ррры, – подхватила красивая львица, – кругом творческая жизнь кипит. Вон собаки в бантах, медведи за рулем сидят, а у нас даже гигиену не соблюдают: я у шефа кусок мяса должна с потного лица слизывать. И чего он потеет? Он же совершенно не в моем вкусе.
Львы загалдели:
– Нас дешево ценят!
– … если ты собака, то ты – друг человека, а если ты лев, то гонят за решетку.
– Наши предки гладиаторами
От шума проснулся старый лев.
– Спать, щенята, – замахнулся он по привычке лапой и показал зубы. Но против его стертой челюсти раскрылись пасти с зубами, как у ковша экскаватора. Старик все понял, сник и выкатил слезу.
– Дармоед!.. Лизоблюд!.. Доносчик!.. – рычал коллектив.
В клетку вбежал дрессировщик.
– О чем сборище? Па-ачему звериные крики? – Хлопнул он кнутом и стрельнул из пугача. «Куси их!», – велел он старому льву, но тот отвернулся, а львица села у входа и облизнулась. Дрессировщик упал на колени.
Долго рявкали львы ему свои обиды и, наконец, присудили его к выполнению всей программы. Кряхтя и загораживая лицо, пролез он сквозь огненный круг, упал, прыгая с тумбы на тумбу, зубами выбрал из гривы льва рассыпанный там бефстроганов, а один молоденький лев попытался сунуть ему в рот свою голову, и хотя влезло только ухо, от шерсти он еле отплевался.
Обессиленный, с обгоревшими бровями дрессировщик прилег у решетки, но львица щелкнула его хвостом, дескать: «Стоять! На арене артист должен быть неутомим и весел».
А львы выступили с триумфальной программой. Они показали все свои способности: прыжки в длину, поднятие тяжестей зубами, борьбу и захваты, громовой рык и царственную поступь.
– Ах – ах – ах!!! – восхищались зрители.
Старый же лев кое-как устроился в провинциальный зоопарк и то клетку ему дали не отдельную, а напополам с собачкой Тобиком.
А дрессировщик остался в труппе. Он трудолюбиво готовит реквизит, ворочает тумбы и в награду получает сахар. И публика ему аплодирует за то, что сумел стать человеком и поборол скотские привычки.
По образу и подобию
Спасаясь от людского несовершенства, многие роботы бежали в леса. Они начали новую жизнь.
Каждый вечер у заправочного ларька собиралась кучка устаревших. Стояли ржавые и дырявые.
– Я керосин еще на гарантийке начал пить.
– А я знаю коктейль: бензин, бензол и чуточку серной кислоты. Трахнешь стакан – искры из шарниров и дым в предохранителях.
– Еще стопочку солярочки!
– Залейтесь, окаянные.
Старые роботы, исполосованные сварными швами сидели на лавочках и, растираясь маслами, скрипели.
– Ишь на свидание поперся. Начистил рожу наждаком
– … развратник, на третью жену рекламацию написал. Кричит – бракованная.
– А самому Знак Качества по блату выбили.
– Опять этот облезлый потащил кусок железа. Любви, говорит, нет, сам сына сделаю.
Две роботы встретились и весело заблестели всеми лампочками:
– Какая на тебе чудная эмаль…
– … и совсем не шелушится…
– … такой ужас: она вышла за опытный образец, а его не утвердили. Он уже совсем неуправляемый, бегает за ней и за автором, а из самого гайки сыпятся…
– А мой такой серийный, я его иногда путаю. А вчера разозлилась и молотком отметила, теперь ночью могу хоть на ощупь определить.
– Смотри, какой никелированный!
– … и говорят масса запасных частей.
– Куда его везут?
– Под пресс.
– ?!
– Утверждает, что мы произошли от человека.
– Еретик.
Наивные роботы.
Нельзя строить новую жизнь в старых лесах.
Караул!
У автора отбился от рук герой. Вконец озверел и расхулиганился. Правда, Мишка Пенек и задуман был бандитом, но не до такой же степени. Остальные персонажи робко выходили из-под пера, гадая сколько глав им осталось прожить.
Появилась было девушка. Красивая, нежная, хрустальная душа, тоненькие ножки. Чистота. Идеалы. Ее бы лелеять, а Пенек подошел к ней утилитарно: схватил, опошлил, бросил. Хрупкая жизнь вдребезги.
И некому заступиться, если с первых строк известно, что его плечищи не помещаются на двуспальной кровати.
Десять страниц заседал местком. Стыдили, хотели взять слово, а он слово не дал, о голову наставника разбил графин, у добряка председателя вырвал полбороды.
Вышел Мишка на улицу и маленького очкарика, подававшего большие надежды, вообще лишил будущего, заволок его в угол, правой рукой дал по голове, левой – снял пиджак, потом по голове бил левой рукой, а правой снимал все остальное. Сослуживцы очкарика две недели плакали по коридорам.
Приютил Пенька один дед, хотел усыновить и сразу помер. Старуху Мишка обворовал. Пошла калека по миру.
Тут уж и автор понял, что хватит. Густой ночью, в прохладе и безмолвии Пенька остановили два квадратных громилы. Взвинченный Мишкиным беспределом, автор скрипел зубами, ломал перья и бил по герою толстыми восклицательными знаками:
– Похлеще его, мужики! Вот я тебе, рыжий, кулаки пудовые сочиню, а ты его в глаз! Хрясь! А теперь под дых! Хык! Кончай, ребята, вышибай остальные зубы! И упревший автор вывел отяжелевшей рукой: «Конец первой книги».