Сказочник
Шрифт:
Тимур ослабил хватку на ее талии и потихоньку спустился ниже, к тем самым шортам, которые вкупе с его штанами храбро держали оборону.
— Мы не слишком спешим? — спросила Морковка, неосознанно поглаживая его по груди, рисуя указательными пальцами невидимые узоры на коже. И снова поерзала, стоило Тимуру пальцам прикоснуться к теплой обнаженной коже.
Он скрипнул зубами, пожелал себе еще хоть немного терпения. Если она еще немного так поерзает, дело кончится… в трусы, мать его.
— Я же тебя не держу, маленькая. Если считаешь, что торопимся —
Никогда еще говорить правильную хрень не было так тяжело. Наверное, потому, что до сегодняшнего дня ни одна девушка не воспользовалась предложением уйти. И это всегда было очевидно.
Морковка наклонилась ближе, с каким-то убийственно соблазнительным любопытством разглядывая его рот. Кончик ее языка торопливо пробежался по собственным губам, уже слегка припухшим от их поцелуев. Мало, слишком мало.
Он завел руку ей за спину, потянул на себя, практически вынуждая лечь. Так она хотя бы ерзать перестанет.
— Тебя когда-то целовали так, чтобы хотелось кончить?
— Что?
Вот это взгляд: брошенный в огонь янтарь!
— Ты слышала вопрос.
— Я не… ну… я не люблю целоваться.
— Уверена, маленькая? Точно? Проверим?
Кажется, степень ее смущения достигла пика, потому что Морковка не придумала ничего лучше, чем заткнуть ему рот поцелуем: торопливым, влажным, сладким, как грех. Черт! Он завелся до, мать его, верхнего предела. И даже сильнее.
Образы о том, чтобы оставить ее без одежды и любить всю ночь напролет убивали терпение, рвали «правильного парня» в клочья, грозя выпустить на свободу звериную потребность просто владеть этой женщиной.
Спокойно, Бес, спокойно.
Он протолкнул язык ей в рот, приглашая в игру. И вот они уже жадно, словно тонущие, обмениваются одним на двоих дыханием, стонут, посасывают губы друг друга, трутся языками, взрывая миллионы нервных окончаний на чувствительной коже. И ее пальцы у него в волосах царапают кожу головы почти с болезненной жесткостью.
Вот она, его девочка: нежная, чувствительная, маленькая кошка, умеющая мурлыкать и кусать одновременно.
Одно лишь движение бедер между ее разведенными ногами — и член болит, яйца словно в кулаке сжали. И ее собственное тело отзывается встречным толчком, рот наполняется приглашающим стоном.
Может быть, все случиться сегодня?
Может быть…
Она напряглась практически одновременно с тем звуком, который услышали они оба: детский плач.
Мгновение — и Морковка вскочила на ноги. Тимур сел, вцепился ладонями в обивку дивана.
«Раз, два, три… Тихо, мужик, выдыхай. Ты знал, что так будет».
Она растворилась за дверью комнаты, исчезла, оставив после себя лишь едва уловимый запах шампуня для волос и детского крема. Ребенок затих.
Ася вышла спустя примерно двадцать минут, когда он с горем пополам усмирил потребность взять ее прямо сегодня. И снова она краснее помидорки, и неосознанно проводит пальцами по губам, как будто не верить собственным воспоминаниям.
— Тебе нужно поспать, маленькая. —
Она неуверенно села рядом, дала себя уложить, обнять, уткнулась носом в сгиб его шеи. Тимур сдернул со спинки теплый плед, укрыл их обоих. И поймал себя на мысли, что никогда в жизни так не радовался тому, что место для сна узкое и тесное.
— Я вас никуда не отпущу, Морковка, — сказал шепотом, когда девчонка уснула.
Всего-то пять минут в тепле и безопасности — и она уже сладко посапывает, щекочет кожу ровным дыханием. — Мои.
Что там Стас говорил о том, что мозгу нужен лишь час, чтобы понять, что именно с этой женщиной хочется провести всю жизнь? И все остальное — лишь попытки члена как-то оправдать нежелание остепениться? Надо бы завтра сказать Онегину, что все это долбаная правда.
К сожалению, поспать до утра вмести им не дал Тим. Тимур услышал его настойчивою возню даже через закрытые двери и собирался сам встать к нему, но Морковка его опередила: легко, словно не она только что мирно сопела ему в шею, вскочила, сорвалась с дивана, пресекая любые попытки ей помочь.
Наверное, парочки страстных поцелуев все же недостаточно, чтобы вызвать у нее доверие. Над этим еще работать и работать, и Бес не собирался торопиться.
Впереди было достаточно времени, чтобы придумать причину, по которой они с Тимом должны будут и дальше оставаться рядом, а не съезжать на другую квартиру.
Утром он первым делом взялся готовить завтрак, благо в холодильнике нашелся свежий творог и яйца, а искусством обращения с мультиваркой Тимур, как истинный холостяк, овладел почти в совершенстве. Хоть и не так уж часто практиковался.
Когда заспанная Ася появилась на кухне с ребенком на руках, завтрак был готов: запеканка с пюре из взбитой в блендере свежей клубники, свежий латте и гренки, щедро залитые расплавленным сыром с зеленью. Морковке понадобилось несколько минут, чтобы оценить содержимое тарелок, после чего она рассеянно опустилась на кухонный диванчик.
— Это ты приготовил? — спросила Морковка, оценивая — и явно в его, Тимура, пользу! — высоту запеканки. — Правда ты?
— Ну не совсем уж безрукий, — делано обиделся Тимур.
— Я совсем не то имела ввиду! — спохватилась она.
— Маленькая, я же шучу, — мягко успокоил Бес, мысленно делая «зарубку» поумерить градус шуток хотя бы до тех пор, пока она успокоиться и перестанет остро реагировать на каждое слово. С другой женщиной это наверняка бы уже надоело, но на Морковкин румянец хотелось, кажется, смотреть вечно. — Садись, попробуй.
Вдруг оно на вкус, как подошва солдатских сапог под керосиновым соусом?
Ася решительно пододвинула тарелку, отломила вилкой кусочек и отправила его в рот, сосредоточенно жуя. Восторг и удивление смешались в ее взгляде, словно пьянящий коктейль. Жаль, что не существовало никакой возможности оценить его еще и на вкус, но Тимур не сомневался, что этот экзамен на шеф-повара сдал на «отлично».