Скелет в шкафу (Опасная скорбь)
Шрифт:
– Возможно, вы просто не вполне представляете, как проводят время в этом доме, – продолжал Септимус. – Я имею в виду, когда семья не носит траур. У нас постоянно обедают дипломаты, министры, посланники, наследные принцы из чужих краев, промышленные магнаты, покровители наук и изящных искусств, а то и младшие члены королевской семьи. На чай каждый божий день захаживают герцогини, цвет высшего общества. И, разумеется, следуют ответные приглашения. Думаю, немного вы найдете высоких лиц, в чьих домах не принимали бы Мюидора.
– А миссис Хэслетт нравилась такая жизнь? –
Септимус грустно улыбнулся.
– У нее не было выбора. Они с Хэслеттом собирались переехать в собственный дом, но еще до того, как это случилось, он отправился в действующую армию, и, конечно, Тави была вынуждена остаться на Куин-Энн-стрит. Потом Гарри, беднягу, убили под Инкерманом. Печальней истории я не знаю. Он был чертовски симпатичным малым. – Септимус поглядел на дно своей кружки; но не с тем, чтобы проверить, остался ли там еще эль, – просто не хотел выставлять напоказ свое давнее горе. – Тави так и не пришла в себя после такого удара. Она любила его, и мало кто из родственников до конца это понимал.
– Извините, – мягко сказал Монк. – Вы очень любили миссис Хэслетт…
Септимус вскинул глаза.
– Да, это так. Она всегда выслушивала меня с таким вниманием, что можно было подумать, будто я говорю о чем-то для нее важном. Ох и наслушалась она всякого вздора… Мы иногда выпивали с ней вместе, и довольно много. Она была куда добрее, чем Фенелла… – Он умолк, чувствуя, что переступает грань, у которой джентльмен обязан остановиться. Септимус выпрямился и вскинул подбородок. – Если я смогу вам помочь, инспектор, верьте, я это сделаю.
– Я не сомневаюсь, мистер Терск. – Монк поднялся из-за стола. – Спасибо вам за то, что уделили мне столько времени.
– У меня его больше, чем нужно.
Септимус улыбнулся, но глаза его остались печальными. Затем он поднял свою кружку и прикончил последние капли эля. Секунду Монк видел его лицо, искаженное стеклянным дном кружки.
Фенеллу Сандеман Монку удалось встретить лишь на следующий день, когда она, завершив долгую утреннюю прогулку верхом, стояла рядом со своей лошадью в том конце Роттен-роу, что примыкает к Кенсингтон-гарденз. На ней был черный модного покроя костюм для верховой езды, мушкетерская шляпа того же цвета и блестящие сапожки. Белизной сияли лишь закрытая блузка да шарф. Темные волосы Фенеллы были заботливо уложены, а лицо поражало все той же неестественной бледностью. Подведенные черные брови выглядели особенно ненатурально в холодном свете ноябрьского позднего утра.
– О, мистер Монк? – сказала она в изумлении, оглядев его с ног до головы и, надо полагать, оставшись довольной осмотром. – Что привело вас в этот парк? – Фенелла хихикнула по-девичьи. – Разве вы уже допросили всех слуг или кого там еще? Как это вообще делается?
На лошадь она не обращала внимания, лишь перекинув повод через руку, словно этого было достаточно.
– Есть множество способов, мэм. – Он решил вести себя галантно, но в то же время не подыгрывать ее легкомысленному настроению. – Перед тем как поговорить со слугами, я бы хотел
– Итак, вы явились допрашивать меня! – Она театрально содрогнулась. – Ну что ж, инспектор, приступайте. Я постараюсь ответить на ваши вопросы как можно умнее.
Фенелла запрокинула голову и вызывающе глянула на него сквозь полуприкрытые ресницы.
Не могла же она быть пьяной в такое раннее время! Должно быть, просто морочит ему голову для собственного удовольствия. Монк сделал вид, что не замечает ее легкомыслия, и постарался придать своему лицу самое серьезное выражение, точно ожидая, что этот весьма важный разговор принесет ему бесценные сведения.
– Благодарю вас, миссис Сандеман. Мне известно, что вы поселились на Куин-Энн-стрит вскоре после кончины вашего мужа, то есть лет одиннадцать-двенадцать назад…
– Вы копались в моем прошлом? – хрипловато воскликнула она. Раздражение в ее голосе было явно наигранным. Очевидно, ей даже льстило такое внимание.
– И не только в вашем, мэм, – холодно сказал Монк. – Коль скоро вы провели столько времени в этом доме, стало быть, у вас имелась возможность внимательно присмотреться и к семейству, и к слугам. Вы должны были их весьма хорошо изучить.
Она неожиданно взмахнула стеком в опасной близости от головы лошади. Фенелла как будто совсем про нее забыла, но, отлично объезженная и вышколенная, та медленно пошла следом, приноравливаясь к неторопливому шагу хозяйки.
– Конечно, – бойко ответила Фенелла. – Кто именно вас интересует? – Она пожала плечиками. – Майлз забавный, но совершенно никчемный человек – как и большинство привлекательных мужчин, вы так не считаете? – Она покосилась на Монка. Когда-то ее глаза, надо полагать, были удивительно красивы – большие, темные; теперь же на фоне такого лица они выглядели почти гротескно.
Он еле заметно улыбнулся.
– Полагаю, мой интерес к ним сильно отличается от вашего, миссис Сандеман.
Несколько мгновений она смеялась в полный голос, так что кое-кто из прогуливающихся поблизости принялся озираться, ища причину столь бурного веселья. Вскоре, однако, Фенелла взяла себя в руки, хотя и продолжала широко улыбаться.
Уильям испытал чувство неловкости. Ему бы не хотелось прослыть скабрезником.
– Вы не находите, мистер Монк, что все благочестивые женщины ужасно утомительны? – Глаза ее широко раскрылись. – Ответьте мне честно.
– В вашей семье много благочестивых женщин, миссис Сандеман? – Голос Монка прозвучал куда холоднее, чем ему хотелось бы, но Фенелла этого, кажется, не заметила.
– От них просто некуда деться! – воскликнула она. – Так и прыгают, как блохи на еже! Во-первых, моя матушка, упокой Господь ее душу. Во-вторых – невестка, боже меня упаси, ведь я живу у нее дома. Вы не представляете, как трудно там вести личную жизнь! Благочестивые женщины считают своим долгом совать свой нос в чужие дела. Ну еще бы! Полагаю, чужие дела куда интереснее, чем их собственные! – И Фенелла снова расхохоталась.