Скидбладнир. Пути богов

Кузьмин Марк Геннадьевич

Я почувствовал кого-то еще в здании, махнул рукой остальным, и мы пошли к лестнице.

Тихо поднялись наверх, и нашли едва прикрытую дверь. Обстановка в комнате была тихой, уютной и милой. На полу была навалена куча вещей, у стены стоял столик, на котором располагался маленький сундучок.

А в кресле-качалке кто-то спал.

Кажется, это старушка, к тому же, судя по пустым глазницам, она слепая, но она жива.

Она сидела в кресле, медленно покачивалась и храпела. У бабули не было одной ноги, а лицо все в шрамах. Жуть какая-то.

Я постучал в дверь.

Бабуля храпнула, но не проснулась. Будить пенсионеров неприлично, но нам нужна информация.

– Простите, – сказал я и еще раз постучал.

– Ох, ах, – очнулась

она. – Кто тут? Гарми, это ты? Голос похож, малыш…

– Нет, простите, я не Гарми, – сказал я. Остальные решили помолчать и не вмешиваться в разговор – на всякий случай. Видно, как Ванда хочет поболтать, но терпит, молодец.

– Очень жаль, – покачала она головой. – Славный был мальчик. Читать любил. Я помню, как он приходил ко мне, чтобы я научила его новым буквам, и мы вместе почитали сказки. Красавцем вырос, ох, – она печально вздохнула.

– Простите, что напомнил вам о нем, – сказал я. – Меня зовут Морроу. А вас?

– Ох, ох, Марта я, няня в замке. Но нянчить некого, детишки-то выросли. Выросли. Гармиан где-то в лесу гуляет, а Сергоний у озера, а девочки гуляют на улице. А они красавицы, все трое. Какие красавицы! Ох, – продолжила она говорить странные бессвязные вещи. Мне почему-то вспомнился тот сон.

Я думал продолжить разговор, но бабуля достала какую-то шкатулку, завела ее ключом и открыла. Оттуда заиграла музыка, а сама старушка начала петь довольно жутким голосом.

Волчий король свечки любил, Волчий король свечки дарил. Волчий король за все здесь в ответе, Волчий король, самый грустный на свете.

Голос у нее оказался хриплый, отчего слова были особенно пугающими. Да и с рифмой было так себе.

Черные свечки он как-то нашел, И с ними он после домой и пришел. Свечки он эти к себе в дом занес, Свечки он эти в подарок принес.

Она на секунду замолчала.

Как только свечки эти были зажжены, Так все скатилось тут же в бездну тьмы… Волчий король свечки любил, Волчий король свечки дарил. Волчий король за все здесь в ответе, Волчий король, самый грустный на свете.

Голос бабули стал более низким, а звук музыкальной шкатулки стал будто тише.

Где были три дочурки – там одна, Неутолимо, вечно голодна. Покрылся шерстью добрый мальчуган, Всех напугал и убежал в туман. И старший сын во что-то превратился, Из вод озерных он не воротился. Волчий король свечки любил, Волчий

король свечки дарил. Волчий король за все здесь в ответе, Волчий король, самый грустный на свете. И стали тут дети вместе гулять, Со всеми на улице просто играть. А королева вдруг мамою стала, Прекраснее всех, как когда-то мечтала. Много детишек потом появилось, И долго тут нечто опять веселилось. Волчий король все так же сидит, Волчий король у свечки молчит. Волчий король за все здесь в ответе, Волчий король, самый мерзкий на свете… На свечки устремленный взор… Со злом заключен договор…

Старушка уснула, пропев эту песню.

У меня мурашки по коже пробежали от всего этого. Мне даже страшно представить, что все это значит. Зубы стучали, а руки тряслись. Страшно. И голос у нее жуткий. Я посмотрел на компаньонов – они были в таком же состоянии. Старушка больше в себя не приходила, хоть мы ее и звали.

– Дантес, – обратился я к нему. – Можешь прочитать ее мысли?

– Попробую. Только я не знаю, как она отреагирует и не умрет ли.

– Я подстрахую. Если что-то будет не так в ее чувствах, то предупрежу тебя.

– Хорошо.

Он подошел к ней, а затем посмотрел в ее пустые глазницы. Я сконцентрировался на ней и старался ощутить все то, что чувствовала она.

Сон, некрепкий, тяжелый… страх, безумный страх.

– Ар! – Дантес отскочил от нее. Он был бледен и тяжело дышал. – Черт! Она видела все. Город заполонила туча тварей, которые вырезали всех, жрали и убивали. Убегая от тварей, она лишилась ноги. Оборотень укусил ее, и она сама отрубила ее себе… Но перед этим она успела доползти сюда и зажечь свечу. А потом сошла с ума от увиденного и вырвала свои глаза, – он присел. – Я видел все это ее глазами, пока они у нее были.

– Ты видишь образами? – спросила Ванда.

– Телепатия – это не чтение мыслей, никто текстами не думает, тем более во сне. Образы возникают у нее в голове, а я их улавливаю, – пояснил он. – Давайте уйдем. У меня от нее мурашки.

– Ага.

Я помог ему подняться, и мы вышли из комнаты. Спустились вниз к свече – нам показалось, это самое безопасное место. Мы поели и начали приходить в себя.

– Так что же мы узнали? – спросила Ванда. – Какая-то песня, бред старухи и ее сон. Что все это значит?

– Черные свечки, – сказал я, доставая ту, что нашел в теле цербера. Кинул ее Дантесу. – Что скажешь?

– Очень даже может быть, – кивнул он. – Она жжется. Ей не нравится моя аура. Это что-то злое.

– Ты уверен?

– Я жрец Танатоса. Танатос Воздаятель – Бог Черты, бог смертельного возмездия. Тот, кто хранит черту, что разделяет миры, и служат ему другие Стражи Черты, именуемые Чертями. Я сейчас не демонов подразумеваю, а Стражей Черты. Основная задача нашего Братства – уничтожение темных тварей, демонов и всех, кто пересек Черту. Одно из умений магии духа – чуять зло, и я могу сказать точно – в этом предмете сокрыто могучее зло.