Скиф
Шрифт:
Скифу нечего было утаивать, искажать или выдумывать. Кроме ребят из своей группы он почти ни с кем не общался. Да и народ вокруг был тёртый и бывалый. Все понимали, как надо себя вести и что взаимопонимание и хороший психологический климат - залог возвращения на базу живыми.
Постепенно разговор перешёл на состояние здоровья и будущее Скифа. Что беспокоит? Есть ли последствия контузии? Снятся ли сны и какие? Собирается ли и в дальнейшем работать в компании? Каковы планы на ближайший отпуск? Скиф отвечал общими
Как казалось Скифу, они расстались с психологом почти друзьями. Интересно, что будет написано в заключении?
А в своём заключении, психолог, отмечая явные последствия контузии (а возможно и не одной) и общее подавленное состояние пациента, рекомендовал воздержаться от сотрудничества со Скифом, по крайней мере, ближайшие три месяца. А потом, принимать решение о продолжении контракта только после прохождения медицинских обследований и проверки уровня физической и стрелковой подготовки. То есть, на общих основаниях.
За те несколько дней, что прошли между встречей в кафе и выпиской, Скиф несколько раз встречался
с Никой. Они приветствовали друг друга, улыбались, но поговорить, никак не удавалось. Скиф даже специально, во время её перерыва, поджидал Нику в кафе, но она там больше не появлялась.
И наступил день, когда Скиф вернулся на базу.
Всё там было по-прежнему. Два блокпоста на въезде, бетонные блоки, паутина МЗП и "башни" из мешков с землёй по периметру.
Перед отъездом из госпиталя, совершенно неожиданно для себя, он зашёл в комнату медперсонала и на большом стенде, в отделении с надписью "Ника", оставил маленькое письмо со словами благодарности и одним из своих открытых адресов электронной почты, с просьбой ответить как-нибудь, при случае.
База пустовала. Грег и Чаки отсутствовали. То ли их перебросили на другие объекты, то ли они были на патрулировании. Бывали такие задания, когда группа уходила на несколько дней.
В жилом боксе Скиф также был один. Он переоделся и собрал свои вещи. Поставил на зарядку мобильник, который все эти дни, пока он был в госпитале, валялся в шкафчике. Сходил в бокс связи, где стояли компьютеры с открытым выходом в остальной мир. Проверил электронную почту. Кроме особо пронырливого спама, ничего не было. "Ты никому не нужен " - сам себе горько усмехнулся Скиф и пошёл улаживать свои дела в административный бокс.
Его уже ждали. Показали все банковские переводы. Зарплата, компенсация за ранение. Понятно, что все переводы были сделаны небольшой и малоизвестной нефтедобывающей компанией, в которой Скиф якобы и заработал свои кровные. Долго объясняли, какие вычеты были сделаны и почему. Для связи дали номер телефона и адрес электронной почты, действительные на ближайшие три месяца. Попросили подписать документ о соблюдении конфиденциальности. И напоследок - билет на самолёт до Франкфурта. Всё чётко, всё правильно, всё в соответствии с положениями контракта.
До аэродрома, в составе конвоя, его подбросил знакомый из
До самого Франкфурта Скиф дремал, изредка поглядывая в иллюминатор на бесконечную облачную даль.
Обычно, во время таких вот отпусков между контрактами, Скиф сначала заезжал проведать отца и сестру, посещал могилу матери, а потом "ложился в берлогу". В этот раз он хотел сначала "отлежаться", а уже потом проведывать родных. Такое было у него настроение.
"Берлогу" он купил после первого контракта, когда пришлось повоевать в той же стране, куда он первый раз попал после спецназовской "учебки" девятнадцатилетним пацаном. За полгода контракта события происходили разные и Скиф решил, что ему надо побыть одному, желательно, поближе к природе. Чтобы сосны были и трава, и ручей в лесу обязательно. И чтобы по вечерам, не боясь обнаружить себя, можно было сидеть на вершине какого-нибудь холма или горки и смотреть вдаль.
И чтобы неважно было, какая страна за окном.
Не сразу, но такое место нашлось. Пришлось, правда, отремонтировать веранду и приплатить местному старожилу, чтобы присматривал за "берлогой" во время отсутствия Скифа. А так всё остальное удалось на славу. И с вершины горы, нависавшей над склоном с "берлогой", было видно море. А три километра до магазинчика в ближайшей деревне, Скиф ходил пешком. С рюкзаком.
Главное - он сделал запруду на ручье и приладил к ней желоб. Теперь вода журчала намного громче. Она всегда была прохладной и её не надо было экономить. И ещё. Вокруг ручья было много тени.
Однажды Скиф попал в "берлогу" зимой. Всё казалось иным. Первую неделю он ходил по давно забытому снегу. За вторую неделю, глядя на огонь в открытой дверце печи, выпил галлон виски. А ещё через три дня - уехал. Не пошло.
В ожидании своего рейса, Скиф побродил по громадному аэропорту Франкфурта и перекусил в одном из многочисленных кафе. В самолёте, рядом с ним оказалась молодая британская пара. Речь шла о каком-то горном маршруте, о преимуществах горных ботинок со встроенным в подошву торсионом, об особенностях национальной кухни страны, куда летел Скиф и о каком-то их общем знакомом, улетевшем в Непал писать роман. Вот такая вот молодость.
В аэропорту прибытия Скиф взял напрокат машину, потому что ходить по шесть километров за продуктами ему пока было не под силу. Через час езды по местным дорогам он поднялся по короткой тропинке и увидел свою "берлогу". Внешне, она ничуть не изменилась.
Часть третья. Рай.
Каменная кладка, служившая плотиной для ручья, была повреждена. Камни из верхнего ряда лежали в русле ниже запруды. Видимо, их снесло весной во время паводка. Ещё ниже по течению, метрах в двух, зацепившись за выступающий из земли корень, лежал желоб. Когда-то, Скиф, выскоблив сердцевину, сделал его из половины полена. От постоянного пребывания в воде древесина потемнела, отвердела и покрылась тёмно-зелёным скользким налётом.