Скифы. Великая Скифия

Майборода Александр Дмитриевич

По рекам они прошли благополучно – сначала речная дорога шла такими дремучими лесами, что человека встретить было непросто, а те, которые встречались, были одинокими охотниками или рыбаками.

В лесной чащобе страшно встретиться со зверем – зверь не видел человека и не боялся его, а потому мог напасть. Но дружина шла по реке, ночевала на реке, а когда приставала на отдых к берегу, то старались выбирать светлые поляны, которых зверь избегал.

Но в конце концов лесные чащобы закончились, и река потекла по степи. Здесь стал

опасен человек – по степи ходили дикие кочевники, для которых разбой на реках и дорогах считался обычным делом.

Крепкая собралась под началом Тана дружина, но дикари бродили многочисленными ордами и старались нападать из-за засад, используя презренное оружие, которым они били издалека, – луки и стрелы.

Однако и степи Тан миновал благополучно. Наверно, потому, что весной кочевникам не до разбоя – скот приносит приплод, и оставлять в это время стада без присмотра было бы опрометчиво.

По-настоящему же Тан задумался, когда река закончилась и корабли вышли в море.

До сих пор направление движения было ясно, реки вели Тана и его дружину на юг. По древним преданиям, когда мир охватили междоусобные войны, именно на юг ушли единокровные племена.

Прошло два месяца, а на берегах рек Тан не нашел тех, о ком говорили старики. Наконец дошли и до моря. Возник вопрос: куда плыть дальше?

Посовещавшись с дружиной, – в дружине народ подобрался отчаянный, небоязливый, – Тан решил плыть дальше: в конце концов и у моря должен быть конец.

Но время шло, а все не было видно ни берегов, ни встречных кораблей; и не у кого было спросить о местных странах и народах.

На седьмой день плавания по морю ладья попала в штиль. Полдня команда гребла веслами. Но к вечеру кормчий Квашка сказал, что так как солнце садится в туман, то примета обещает завтрашний день ветреным, и Тан велел всем отдыхать.

Все ушли спать в трюм. Наверху остались только трое. Дозорный, сидя у мачты, держал ночную вахту. Кормчий Квашка улегся дремать на своем месте – на помосте, где лежал конец длинного рулевого весла. Тут ему чудился небольшой прохладный сквозняк.

Тан постелил овчинный полушубок на носу ладьи, украшенной деревянной волчьей головой на длинной шее. Ему не спалось, и он, прислонившись спиной к борту, смотрел на звезды.

Летняя ночь проходит быстро. Вроде и не успело стемнеть, а серебристая дорожка на воде налилась мутным молоком и стала таять. Потянуло холодом.

Почувствовав холод, Тан сел и накинул на плечи овчинный полушубок, на котором расположился.

Тут и с кормы пришел Квашка.

Квашка здоровенный парень. Рыжий – широкое лицо усеяно веснушками. Водянистые глаза навыкате, глупые. Вид заспанный – к волосам прилипла соломина.

Тан недовольно покосился на него.

– Ты чего рулило оставил без присмотра?

– А куда оно денется – я его привязал, – сказал Квашка и широко зевнул.

– Не выспался, что ли? – проговорил Тан.

– Не,

еще надо бы поспать, – хлопнул ржавыми ресницами Квашка.

– Тебе бы все дрыхнуть. Знаю я вас, молодежь, – пробурчал Тан.

– Так днем так наработаешься, что… – лениво отбрехивался Квашка.

Тан перебил его:

– Мы семь дней шли под парусом – какая работа? Только и делай, что дрыхни. Рожи еще не опухли?

– Не-а, – сказал, растянув толстые губы в наглую улыбку, Квашка.

– А чего не спишь? – спросил Тан.

– Замерз. Странные тут места – днем жара такая, что кажется, что сваришься живьем, а по ночам холод лютый, – сказал Квашка. – Ищу чем-либо укрыться.

– Ну так чего пришел сюда? Спустился бы под палубу, там зимние вещи сложены, – сказал Тан.

– Лень идти, – сказал Квашка. – Все равно сейчас солнце из-за горизонта поднимется и снова жарко станет, и тогда все снова придется относить вниз.

– Ну тогда жди, когда солнце встанет, – холодно сказал Тан. Ему не хотелось дальше разговаривать с Квашкой, и он, отвернувшись, замолчал.

Квашка пошарил рукой под лавкой и вытащил оттуда какую-то дерюжку и набросил ее на плечи.

Тану показалось, что парус едва заметно шевельнулся.

– Кажется, ветер поднимается, – проговорил Тан.

Квашка бросил беглый взгляд на море.

– Не, это тебе показалось.

– А я говорю, что не показалось! – раздраженно сказал Тан. – Ты бы лучше поднял людей.

– Зачем? – спросил Квашка.

– Затем, что налетит ветер и перевернет корабль! – передразнил Тан.

Квашка ему не нравился. Квашка числился в младшей части дружины, но гонору проявлял с избытком, на все у него находилось свое мнение, и он его излагал безо всякого стеснения при первой же возможности. Тан считал, что Квашка не проявляет должного уважения к старшим, и жалел, что взял его в дружину.

Квашка опять бросил взгляд в море и проговорил:

– Там, впереди, какой-то огонь виднеется…

– Какой может быть огонь в море…

– Похоже на лодку. Я на нее уж смотрю, смотрю.

Тан поднялся.

– Балбес рыжий, так чего же ты молчишь?

– Да далеко еще, не разберешь, что там, – начал оправдываться Квашка.

Тан недовольно хмыкнул и, прислонив ладонь ко лбу, вгляделся в белесый горизонт. Впереди и в самом деле темнела темная вертикальная черточка. Под ней – слабый огонек.

– Непонятно, что это… – проговорил Тан.

– Это лодка, – убежденно сказал Квашка, щуря синие глаза. – А торчит – мачта.

– Вижу, – сказал Тан. – Но отчего она не двигается?

– Наверно, это рыбак – с вечера поставил сети, а сейчас готовится их выбирать, – предположил Квашка.

– Если это рыбак, то почему он ушел так далеко от берега? – спросил Тан.

Квашка пожал плечами.

– Да кто же его знает? Где он, этот берег? Седьмой день его не видно, словно земля утонула.