Скинхед
Шрифт:
Как убедить его в том, что он жестоко ошибается? Как объяснить, что симпатии Учителя связаны вовсе не тем, что я выкаблучиваюсь перед ним, а воспоминаниями о войне, где он потерял друга? Но динамит, которым Федя начинил себя, уже приведен в действие. Он сбрасывает мою руку и молниеносно проводит удар, не оставляя никаких шансов ни увернуться, ни заблокироваться. Короткий удар в челюсть и я на асфальте. А бывший друг так же резко поворачивается и исчезает в темноте. Как будто его и не было.
Вот я и потерял своего единственного друга. Жаль, конечно. Очень жаль. Но горевать по поводу того, что из моей жизни исчез Федор, нет оснований. Значит не особо и верным
Я вовсе не одинок. Да, я лишился друга. Но приобрел еще больше: Учителя, можно сказать отца. И к тому же наверняка стану командиром: значит будут люди, за которых я буду в ответе. С Нового года начнется новая жизнь! Так что - вперед, без уныния и сомнений!
* * *
…Незаметно подошло двенадцатое декабря. Мама считает этот день знаковым, с отметиной. И все очень просто: двенадцать на двенадцать дают сто сорок четыре, выходит, я должен прожить именно столько лет. А то, что накануне по телику показывали 16-летнего пацана, ставшего чемпионом мира по вольной борьбе, в то время как, я, его ровесник, только копчу небо, ее ничуть не волнует. Правда, очень скоро я выдвинусь в командиры, что не каждому дается в шестнадцать лет! Это что-нибудь да значит! В этот день она, как всегда, будит меня поцелуем и протягивает мне подарок. Она считает, что главное в подарке - упаковка, чем красивее, тем лучше. Вот и сегодня я с утра - я обладатель коробки, пестрящей розочками, ленточками, бантиками. Как тут не поморщиться: все-таки я уже не ребенок, но через секунду я готов расцеловать маму:
– Это же мобилка! И какая крутая! Супер! Ты у меня супер! - я готов прыгать от восторга на кровате, как в детстве.
– Мне сказали, что это самая модная модель, - щеки мамы даже чуть зарделись от удовольствия. Полезла было погладить меня по головке, да наткнувшись на колючий мой ежик, отдергивает руку, словно обожглась.
– У Иры точно такая же мобилка, только по-женски отделана - с красной каймой. Не то, что мой - серо-стальной телефон. Его по всем каналам рекламируют крутые, накачанные ребята. Чем я теперь не крут?!
– У Иры? А кто это такая? - вечно бдительная мама настораживается.
– Да так, одноклассница, - как можно неопределенней и безразличней отвечаю я.
Обычно мне подарки на день рождения делали мама и Федор… Федька вечно всякую ерунду дарил.
Столь чудесно начатый день завершается настоящим сюрпризом в клубе, где меня встречают накрытым столом. Во главе праздничного убранства восседают Никита и сам Учитель.
– Привет, это в честь тебя, - в общем гуле слышится бас Данилы, очень довольного произведенным впечатлением.
Было чему удивиться - никогда я не отмечал свой день рождения за столь роскошным столом и в такой, поистине братской обстановке.
– Артем, Данила сейчас хорошо сказал: "в твою честь". Действительно, у тебя есть честь и это самое главное. Оставайся таким всегда! - это тост Учителя, он его произносит первым, после чего мы активно приступаем к поеданию того, что на столе.
– Становится тепло и уютно, чуть кружится голова и мне кажется, что окружающих меня людей я знаю давно и воспринимаю их как родных мне людей. И это, притом, что на столе ни грамма спиртного. А потом пошли рассказы Учителя о службе в армии, о Чечне, Никита все твердил о важности физической подготовки. Я вникал их каждому слову и впервые ни о чем не думал, впервые за все прожитые шестнадцать лет моей
В подтверждение того, что начинается новая эра, уже дома, раздается звонок Иры:
– Я тебя поздравляю, Артем! - по ее голосу чувствуется, что она слегка волнуется, и хотела бы сказать нечто большее, чем обычные пожелания о счастье и крепком здоровье. Я уже счастлив, хотя чувствую, что для полноты счастья не хватает звонка президента России.
– Кстати, у меня теперь есть собственный мобильный, - и я диктую ей номер. - А модель такая же, как у тебя: специально подобрал.
Она смеется: радостно и безмятежно, и мы с ней прощаемся. Потом мама накрывает на стол чай и мы с ней съедаем по кусочку тортика, куда она навтыкала семнадцать свечек.
А президент мне не позвонил. Но заснул я все равно счастливым сном.
Зато утром меня ждет большой сюрприз: стоило мне подойти к школьному двору, как я услышал визги, вопли, какой-то дикий шум. Я ускоряю шаг и почти вбегаю туда. Передо мной сгрудившаяся толпа, я расталкивая локтями ребят, пробираюсь вперед и то, что я вижу меня просто ошеломляет. Я сотни раз видел, как дерутся ребята, не раз сам был в самой гуще, но то, что происходит сейчас, куда круче. Манька, из параллельного класса, вцепившись в волосы девчонки, которую я не знаю, пытается ее повалить на землю. Кто-то ржет, кто-то свистит, у нескольких ребят в руках я заметил мобильники, на которые они снимают происходящее. Наконец, у Маньки получается и ее соперница повержена. Она уже на земле и теперь это отвратное зрелище должно закончиться. Но не тут-то было. Маня начинает бить ее по голове острым каблуком, кто-то из ее одноклассниц придерживает девчонку, чтоб она не отползла. Из оцепенения меня выводит колючая снежинка, упавшая мне на лицо. Я поднимаю глаза к небу, и краем глаза замечаю, как две училки смотрят на нас из окна учительской. Разумеется, никому из них не приходит в голову разнять этих двух ненормальных. Это для них просто развлечение, а мы тут можем поубивать друг друга. Нашли гладиаторов. Эта мысль и выводит меня на середину круга. Я обхватываю Маню руками, это называется клинчем и оттаскиваю от девчонки, та уже не шевелится и только прикрывает голову обеими руками.
Маня пытается вырваться, но не тут-то было. Я в нее буквально мертвой хваткой вцепился. Неужели, правда, что женщина в ярости, куда страшнее, чем любой мужик? Манька хрипит:
– Еще раз подойдешь к Павлику и я тебя просто убью, ты меня поняла?
Девчонка что-то стонет в ответ, в общем шуме этого и не разобрать. Манька, изловчившись, угрем выскальзывает из моего клинча и снова бросается к ней. Снова удар каблуком на этот раз в живот. И я, уже схватив ее для верности за волосы, выталкиваю за пределы орущего ринга. Перед нами все расступаются, и мы идем по коридору, как если бы я был тренером знаменитого боксера, провожающего его с ринга. Мне противно даже прикасаться к Мане. Разве женщина может быть такой? Я не представляю маму или Иру в такой же ситуации.
Она ноет:
– Отпусти, мне больно.
– Я уж думал, что тебе боль неведома, ты же у нас крутая! Вон, как дралась, Тайсон уж обзавидовался, - все это я ей выговариваю в углу школьного двора.
– А чего она лезет к Павлику? В следующий раз просто прирежу и все тут, - она сплевывает кровь, которая сочится из разбитой губы, но говорит это так, что понятно - не пустая угроза. И мне снова становится не по себе. Женщины ведь не должны быть такими свирепыми.