Скинхед
Шрифт:
В таких случаях, меня дважды просить не приходится.
– Он еще иногда концерты дает, так что держись ко мне поближе, как узнаю, сразу свистну.
* * *
А бабка дома поджидает с главным вопросом ее жизни: когда я уроки успеваю делать? Еще один контролер на мою головушку. Я популярно объясняю, кому нужны домашние задания, после чего она ударяется в слезы:
– Видно мне и впрямь на тот свет пора, раз я родному внуку не нужна, - заводит она любимую пластинку. - Ты же у нас единственный, мать тобой живет, а ты…
– Да знаю я, знаю.
Теперь можно, хлопнув дверью, запереться
Товарищ, верь: пройдет она -
И демократия, и гласность,
И вот тогда госбезопасность
Припомнит наши имена!
Я целую клеймо "Красного кольца" на запястье и прижимаю его к сердцу - оно должно принести мне удачу.
* * *
Сегодня разборка с дагами. Они, видите ли, хотят нам доказать, что тоже могут объединяться и быть силой. Тоже мне "Черные тигры". "Черномазые козлы" - вот они кто. Ну-ну, сегодня мы посмотрим, что это за сила. План у нас простой. Разбираться с этими дикарями с гор предстоит ребятам Даньки. Я присутствую в качестве наблюдателя, сам по себе, как бы набираюсь опыта подобных разборок. С гор эти дикари спустились, видно, не так давно, наверно, поэтому и воспринимают Москву как большой аул. Бойцы от нетерпения разминаются, а архаров все нет и нет. Данька начинает нервничать:
– Артем, как тебе этот их вариант: струсили и не придут? - Данила презрительно сплюнул.
– Нет, не думаю, что даги дадут задний. Знают: после такого им в Москве не жить. Свои же заклюют, перестанут уважать. Опаздывают просто, хотя в самом опоздании может быть и состоит подвох.
Впрочем, вот они - горные "орлы". Настало время пощипать им перья. Нам уже не до разговоров. Говорить с ними не о чем, как поется в песне о любви: все сказано. У нас диаметрально противоположные желания: они вознамерились жить в Москве, мы хотим того же, но без них. В этом огромном городе и нам, и им будет тесно. На этот раз все пошло не так - видно не зря архары припоздали, заготовка у них была, короче. Где они нашли такое количество борцов непонятно, но даги дрались профессионально, они будто предугадывали наши приемы за секунду до того, как мы пытались их провести. В общем, на этот раз Фортуна была не на нашей стороне. Последнее, что я помню, как на меня обрушился здоровущий кулак, отключивший меня хуком в челюсть.
Когда я очнулся, надо мной стоял, склонившись, мент, очухавшись я разглядел сержанта, выглядел он чуть старше меня:
– Ну, ты, живой? - он потряс меня за плечо и я с трудом подтвердил его догадку.
– Живой, - все тело ныло, челюсть скрутило так, словно стала она железной.
– Раз живой, значит, вставай, пошли, - и сержант двинул как кувалдой - ботинком по ребрам.
– Не тронь, я сам пойду, - еле сдерживаясь от стона, держу марку я.
В ответ меня хватают за шкирку и бросают в "воронок", темный и холодный. Вот и приехали, брат Артем. Маму удар хватил бы - узнай она об этом.
После тряски в "воронке", начинается долгое сидение в "обезьяннике". Общество тут подобралось соответствующее: негры, китаезы, вперемешку с азиатами из постсоветского пространства. Неграм-то в "обезьяннике"
У дома я звоню маме, мол, все в порядке, буду поздно. Реакция мамы не заставила долго ждать - в комнатах гаснет свет - значит легли спать. Покрутившись по двору с полчаса, поднимаюсь к себе. Крадучись, на цыпочках. Перво-наперво, скинув одежонку - джинсы и куртку, убеждаюсь, что прикид восстановлению не подлежит. Далее, с зеркала на меня уставился тип, отнюдь не командирского вида. Что бы такое убедительное придумать по поводу бандажей на лице? Опять тренировка? В бой с тенью не поверит даже бабуля. А вот привет от спарринг-партнера - сойдет. А что остается? Не говорить же, что Ира отделала скалкой… Малышка со скалкой в руках мгновенно предстает предо мной и тип, тот, что с зеркала зырился на меня, скривился - это он так улыбается. Бабуле бы это зрелище - точно свалилась бы в обморок. В общем, принимаю решение: завтра в школу не ходить, не ждать явления участкового, а настигнуть врага в его логове, потолковать с ним по-мужски. Если пол-литра выставить, небось, не дойдет до мамы. А мама, так та, стоило показаться ей на глаза, как она безмолвно опустилась на стол, и тихо простонала:
– Друг мой сердечный, не хочешь объяснить, почему вместо лица у тебя один сплошной синяк?
– Да ерунда, на тренировке спарринг-партнер неудобный попался. Тебе не нравится фиолетовый цветочек под глазом? Так лицо через пару дней именно в этот цвет окрасится, - шучу, так сказать, балагурю, авось пройдет. Нет, не проходит. Мама продолжает гнуть свою линию.
– И сколько у вас этих спарринг-партнеров? Артем, мне совсем не нравится то, что синяки стали такими частыми гостями на твоей физиономии. - Она все еще держится, но до истерики рукой подать.
– Мамулик, ты, самое главное, не нервничай. Подумаешь, ну подрался я и что? Я же не девчонка, чтобы личико беречь.
– С кем и из-за чего? Объяснить не хочешь? - мама растирает запястье, что делает в минуты, когда очень сильно нервничает.
– А я с одним товарищем во взглядах на политику не сошелся.
– Правда? - она скептически всматривается в меня.
– Мам, ну придумай что-нибудь сама, ты же у меня такая умная, - кого из мужчин не спасало чувство юмора хоть раз в жизни?
Лучший способ договориться с мамой пойти не то, чтобы на признание - полупризнание. А если еще разбавить его юмором - вполне можно избежать криков и стенаний. Мирное соглашение, наконец, достигнуто - она улыбается, а я чмокаю ее в щеку.
– И в школу ты не пошел по тому же поводу?
– Нет, просто идет последняя четверть, и у меня это последняя возможность в моей жизни прогулять уроки?
– Ладно, что-то я устала, пойду-ка полежу, - исчезла легкость ее движений, она стала тяжелее двигаться.