Скиталец Ларвеф (сборник)

Гор Геннадий Самойлович

Он мог разобрать эту вещь на части, сломать ее, как ломает ребенок надоевшую игрушку. Но это было бы глупо.

А не глупее ли другое: что дильнеец, давно погрузившийся в небытие, игрок, которого давно уже нет на свете, из своего небытия смеется над ним, Туафом, доказывая, что логика и мастерство бессмертны.

Туаф сделал несколько шагов. Когда-то — год назад он был рад тому, что мог шагать, чувствуя под ногами опору. Теперь ему этого было мало. Да, слишком мала была Уэра, островок, отрезанный от всего

и всех.

Туафу снились женщины, их лица, их ноги и их руки.

Сегодня ночью он почувствовал легкие прикосновения женских рук. Это было ни с чем несравнимо. С ним рядом сидела женщина. Затем он проснулся и понял, что женские руки он видел во сне. Он долго лежал, стараясь припомнить сон. Потом он снова уснул. Его разбудил тихий женский смех.

Кто-то смеялся рядом, и слышен был мелодичный женский голос. До него, до Туафа, донеслись странные, невозможные здесь, на Уэре, слова:

— Я тебя люблю…

Затем все стихло. Туаф, замерев от напряженного внимания, слышал, как стучало его собственное сердце. Совершенно ясно, Веяд был не один. С ним была женщина. Но как попала она сюда, преодолев бездонное пространство и время? По-видимому, Веяд прятал ее. Но где? Где он мог ее спрятать? Да и как она могла очутиться здесь?

Туаф так и не уснул. Он все ждал, все прислушивался.

Сердце билось возле самого горла. Но женский смех не повторился. Женщина исчезла, испарилась. Ее больше не было здесь.

Утром Туаф, встретившись с Веядом, не подал и вида, что слышал ночью женский смех и слова. Но сейчас… После того как наглая вещь обыграла его в сотый, в тысячный раз и высказала свое презрение, у него не было больше сил молчать. Ему надоело одиночество…

— Послушай, Веяд, — остановил он своего спутника.

— Слушаю, — сказал Веяд.

— Познакомь меня с ней.

— С кем?

— С той, с которой ты разговаривал сегодня ночью.

— Я разговаривал с мечтой.

— Где она? Где ты ее прячешь? Я хочу знать!

— Где же прячут мечту? Да и стоит ли ее прятать?

— Мечту? Для мечты она слишком болтлива и смешлива, слишком обыденна…

Слишком…

— Остановись. А что, если она услышит эти не слишком лестные эпитеты?

— Если это только мечта, призрак, то она не обидится на мои слова.

— А если это не только мечта, не только призрак?

— Я и не сомневался в ее реальности. Где она?

— На Дильнее.

— Но с Дильнеей нет связи. А я слышал ее смех.

— Это не ее смех.

— А чей?

— Чей? Не знаю. Философская загадка, гносеологическая проблема.

— Проблема не может смеяться и говорить на живом дильнейском языке. Не с проблемой же ты объяснялся в любви, — А ты подслушивал?

— Я не подслушивал. Я услышал нечаянно.

— Если нечаянно, то тебе могло и показаться. Может, ты слышал женский смех

во сне?

— Во сне так не смеются. Да и за кого ты меня принимаешь? Неужели я не умею отличать сон от действительности! Познакомь меня с ней, Веяд. Я тебя прошу. Мне надоело одиночество… Надоело! Мне просто хочется перекинуться словом с кем-нибудь кроме тебя и этого обнаглевшего автомата, этого искусственного гроссмейстера, чье искусство выводит меня из себя.

Познакомь меня с ней.

— С проблемой?

— У этой проблемы, вероятно, теплые круглые руки и насмешливые глаза.

— Ты ошибаешься. У нее нет рук.

— А ноги?

— И ног тоже нет.

— Лицо?

— У нее нет и лица.

— Но имя у нее есть или нету?

— Имя есть, но имя — это еще не все.

— Как ее зовут?

— Эроя.

— Она здесь? Где-то тут? Поблизости?

— Вот это как раз и загадка. Здесь она или там? Ее бытие, если это можно назвать бытием, в какой-то степени снимает противоречие между «здесь» и «там». Она здесь и не здесь. Она там и не там.

— Я этого не понимаю. И, кроме того, у меня нет основания не доверять своим чувствам. А чувства мне сказали, что она была здесь.

— Здесь была не она, а только ее отражение, ее информационный дублер.

— Не может быть. Смех был слишком реален. И слова… Отражение не может отвечать на вопросы. А в прошлый раз… Ведь я давно догадываюсь, что ты кого-то прячешь.

— Я прячу надежду.

— Надежду? Но с надеждой не разговаривают по ночам. Я слышал голос. Веяд, ты чего-то недоговариваешь, скрываешь от меня. Подумай, может, нам придется провести всю жизнь на этом островке. Помоги мне…

— В чем тебе помочь?

— Я сам не знаю, чего прошу. Может, и действительно то был только призрак…

Веяд ответил не сразу и странно, словно он отвечал не своему спутнику, а кому-то другому, неизвестному, от кого нельзя было ничего таить:

— И все-таки это был не призрак.

И сразу наступила тишина, напомнившая о бездне своей суровой бесконечностью, окружавшей этих двух дильнейцев и третье существо, не боявшееся ничего, даже бездны.

ЛОГИК АРИД

Эрон-младший в разговорах с сестрой слишком уж часто повторял это имя, имя логика и изобретателя, философа и инженера, которого звали Арид.

— Познакомь меня с ним, — сказала Эроя, — если он заслужил твои эпитеты и восторги, то он действительно незауряден.

И Эрон-младший познакомил сестру со своим помощником.

— Это Арид, — сказал он.

— Мой друг Арид. Посмотри, Эроя, на него. Этот ученый обогнал нас на полстолетия или даже на целый век. Он живет в другом тысячелетии. Как это ему удалось? Спроси его. Но он едва ли выдаст свой секрет.