Скиталец Ларвеф
Шрифт:
– А что было со мной?
– спросил Заб. Потому что даже он не мог сейчас молчать.
– Ничего такого, что могло заставить тебя беспокоиться. Мы разобрали тебя сначала на молекулы, а потом и на атомы, а затем собрали. Ты не нервничай. Все молекулы и атомы, из которых ты состоишь, каждая и каждый на своем месте. Не думай, что это случилось сразу. Два с лишним года, употребляя вашу дильнейскую меру времени, длилась эта кропотливая работа, потребовавшая немало усилий от наших аналитиков и синтетиков. Но работы, как мы ожидали, закончились успешно. И скоро ты, Заб, и твои спутники смогут продолжить свой
Потом вы снова прилетели сюда... Мы не сделали вам никакого зла, хотя смысл этого странного слова нам не до конца понятен. Мы только познакомились с вами, а вы с нами познакомитесь в пути, когда ваш корабль будет лететь вдали от нашей планеты... Кто мы? Вы это узнаете. А кто вы? Мы уже узнали. Ваши копии остались у нас в музеях. Они ничем не отличаются от вас. И мы могли бы послать их на ваш корабль вместо вас, а вас оставить у себя. Но вас ждут родные и друзья. И они вас дождутся. Им нужны не копии, а только вы сами. Можете спокойно продолжать свой путь.
Хымокесан усмехнулся.
– И мы продолжаем свой путь. Спокойны ли мы? Отвечая за себя, я должен сказать, что я спокоен. Но спокойны не все. Иных тревожит вопрос-они ли пребывают на корабле или их копии? И это мешает им спать. Я же спокоен.
Я слишком хорошо знаю себя, чтобы принять себя за свою копию... И все же я должен сказать, что аналитики и синтетики Планеты сюрпризов несколько переоценили свою работу. Присмотревшись друг к другу, мы заметили, что нечто странное произошло с парапсихологом Хымом и астрофизиком Енаплом. Внешность их не изменилась. Но внутренний мир! Они словно поменялись ролями и склонностями. Хым стал Енаплом, а Енапл Хымом. По-видимому, вкралась какая-то ошибка, перепутали молекулы и атомы памяти...
Еще полбеды здесь, в пути. Но что мы станем делать, когда вернемся на Дильнею? Как мы объясним родным и близким Хыма и Енапла эту метаморфозу и путаницу? Нам становится не по себе, когда Хым начинает говорить о звездах, а Енапл рассуждать о психике....
РАССКАЗЫВАЕТ ВЕЯД
Туаф признался мне, что он много думает о копиях.
– О каких копиях?
– спросил я.
– Не о наших, разумеется. Не о твоей и не о моей. Нам повезло. Мы сели на этот космолет уже после посещения им коварной и загадочной планеты, а с нас никто не снял копии и, надеюсь, никто не снимет. Планета сюрпризов далеко.
– Почему это тебя так волнует?
– Потому что я личность. Надеюсь, тебе это понятно? И не хочу иметь дублера. Им кажется, наверно, что они в плену, и они тоскуют.
– Кто?
– Копии наших спутников. Экспериментаторы поступили жестоко. Они не имели морального права создавать дублеров. Это неэтично.
Меня немножко удивило, что Туаф заговорил о моральном праве, об этике. Обычно он мало интересовался этическими проблемами.
– Успокойся, - сказал я, - тебе это не грозит. Ты останешься неповторимым.
– Ты вот гордишься своей наблюдательностью, - перебил меня Туаф, - а не заметил, что они расстроены.
– Кто?
– - Все. Все без исключения, кроме этого автоматического болвана Нева. Я убежден, что, просыпаясь, они каждый раз задают себе один и тот же вопрос. "Мы это или не мы?" спрашивают они себя. "А что, если мы остались там, а здесь наши повторения?" И действительно, как доказать, что это они? Разве можно верить на честное слово дерзким экспериментаторам с загадочной планеты? Я почти убежден, правда не имея возможности подтвердить свою гипотезу, что с нами пребывают дублеры, копии, а оригиналы остались там, в музеях негостеприимной планеты. И зачем они позволили проделать над собой этот сомнительный эксперимент? Я бы никогда не согласился.
– Но тебя бы не спросили, как, впрочем, и их. Их сначала усыпили, а потом сделали это.
– Это! Это!
– передразнил меня Туаф.-Ты даже не можешь придумать название. И действительно, как это назвать? Как? Этому нет и не может быть названия.
Не удовлетворившись моими ответами, Туаф обратился с таким же вопросом к Ларвефу, по-видимому рассчитывая найти в нем единомышленника. Но тщетно! Ларвеф сказал ему своим невозмутимым голосом покорителя пространства:
– Займите свою мысль чем-нибудь более разумным. Возможно, что экспериментаторы скрыли правду от математика Заба и с нами летят копии, чьи оригиналы остались ублажать посетителей музеев Планеты сюрпризов.
– Об этом я и говорю, - перебил Ларвефа Туаф.
– Но не очень гордитесь тем, что вы не копия, Туаф. Их копии, Туаф, мне больше нравятся, чем ваш оригинал. Они настоящие, творческие, мужественные борцы с пространством. А вы игрок, давным-давно проигравший самого себя обстоятельствам. Вы мелкая душа, Туаф!
Туаф замолчал. Не знаю, надолго ли. Я всегда прeдпoчитал молчавшего Туафа разговаривавшему. Надеюсь, он теперь понял, что мы пребывали не среди копий и дублеров, а среди настоящих борцов.
Разумные слова Ларвефа успокоили меня, но, как выяснилось затем, они не смогли успокоить Туафа. Какая муха его укусила? В нем пробудились древние инстинкты и глупые пережитки праистории. Он разбушевался.
– Извините меня за приверженность к истине. Вы копии, - говорил он спутникам.-Разве вам это не известно? Ваши оригиналы бережно хранятся в музеях планеты, с которой вы сбежали. А я настоящий чистокровный дильнеец. И я не знаю, как отнестись к вам, чтобы не уронить свое достоинство. Между нами не может быть ничего общего.
Туаф обнаглел. Мне, Ларвефу и комочку вещества, называвшему себя Эроей, было стыдно за него.
– Вы дублеры! Дублеры!
– повторял он в непонятном неистовстве.-Какие у вас доказательства, что вы это вы? Вы не вы! А я это я! Туаф. Моей копии нет ни в одном музее.
Пришлось обратиться к психиатру. Пришли оба: Хым и астроном Енапл.
Обнаглевший Туаф расхохотался.
– Вас перепутали. Понимаете вы это или нет? Вы доказательство того, что даже и через миллионы лет будут существовать ошибки и недоразумения. Я не желаю иметь с вами дела!