Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
А степной простор был пустынен от горизонта до горизонта. Не видно было ни сторожевых хивинских дозоров, ни лихих туркменских джигитов, рыскавших по пустыне за добычей. Один раз, правда, вдалеке показался караван, но шёл он спокойно, своим путём, и даже охраны они не заметили.
– Торговый, – определил Млынов.
– Почему же охраны нет?
– Торговцев обычно не грабят, слишком сурово наказание. Конечно, во время войны все возможно.
Однако вскоре все изменилось. Правда, и тогда они нигде не обнаружили противника, но, судя по всему, этот невидимый противник
– Значит, знают о нас, – вздохнул Скобелев.
Он усилил караулы, а Ломакин вынужден был урезать и без того малые порции вонючей воды. Михаил Дмитриевич несколько раз сам выезжал в дальние рекогносцировки вместе с Млыновым, к которому уже привык и которому безотчётно доверял. Но им никого не удалось обнаружить. Не только всадников, но даже следов их коней.
– Пробирались по такырам, – объяснил Млынов. – По такой жаре такыры твёрды, как зимний асфальт.
Полковник Ломакин ослабел настолько, что уже не мог удержаться в седле. Пришлось соорудить носилки, которые подвешивали между вьючными лошадьми, если позволяла местность. Ну, а там, где местность этого не позволяла, солдаты несли разболевшегося Николая Павловича на руках. Это замедляло продвижение отряда в целом, изматывало солдат дополнительными хлопотами, а офицеров – нарушением рассчитанной скорости продвижения.
– Этак может получиться, что зря все затеяли, – ворчал майор Навроцкий. – Пока доберёмся, Кауфман уже Хиву возьмёт.
Вероятно, та же мысль тревожила и генерала Веревкина. Дней через десять после горестного вывода Навроцкого, передовой дозор скобелевского авангарда с радостными криками доставил к Михаилу Дмитриевичу троих безмерно усталых уральцев.
– Хорунжий Усольцев, господин полковник. Послан с депешей наказным атаманом его превосходительством генерал-майором Веревкиным к господину полковнику Ломакину, но ваши казаки сказали, что тут вы за него.
Все это уралец выпалил сразу, чётко и без запинок: видно, много раз повторял про себя свой первый важный рапорт. И был юн настолько, что на ввалившихся обмороженных щеках ещё розовыми поросячьими клочьями торчала будущая борода.
В депеше было сказано, что Оренбургский отряд намеревается повстречаться с Мангышлакским отрядом в середине мая в районе селения Ходжейли для совместного наступления на Хиву.
Глава пятая
1
Депешу Михаил Дмитриевич доставил Ломакину лично. Николай Павлович очень ослабел от изматывающей его болезни, уже не вставал и говорил непривычно тихо и – с трудом. Внимательно ознакомившись с посланием генерала Веревкина, сказал Скобелеву:
– Примите командование отрядом и следуйте к месту соединения с оренбургскими казаками.
– Но я, так сказать, волонтёр, Николай Павлович, – Михаил Дмитриевич несколько опешил, хотя и обрадовался. – Понимаю особые обстоятельства, но поймут ли их в должной мере ваши офицеры?
– Офицеры скажут спасибо,
– Я удовлетворён вашими искренними словами, Николай Павлович. И сделаю все, чтобы оправдать их.
Офицеры приняли назначение Скобелева командиром со вздохом облегчения, хотя вздох этот дался майору Навроцкому нелегко. Все уже поняли, что Туркестанская война, которую в известной мере знал только Михаил Дмитриевич, никак не похожа на привычную им Кавказскую, оттого-то и видели в этом неожиданном назначении единственный шанс пересечь пугающую их пустыню и добраться-таки до Хивинского ханства с его арыками, садами, тенистой прохладой и обжитыми селениями. Там уже можно было бы нормально существовать, а следовательно, и воевать так, как они привыкли, и не тащиться по диким пересохшим солончакам, изнемогая от зноя и жажды.
В первых числах мая Мангышлакский отряд вышел к границам Хивинского ханства. До соединения с Оренбургским отрядом оставались считанные версты, но на пути, как на грех, оказалась небольшая пограничная крепость Кизыл-Агир.
Об этом доложил казачий дозор. Скобелев сразу же отправил к основным силам урядника с приказом немедля подтягиваться к авангарду, выслав вперёд артиллерийскую полубатарею.
– Крепостица старенькая, – сказал он, выехав с прибывшими офицерами на рекогносцировку. – Судя по размерам, гарнизон её невелик, и как только артиллеристы разнесут ворота, мы предложим им сложить оружие.
– Парламентёр, – заметил Млынов.
От крепостных ворот на полном скаку мчался всадник в пёстром халате, размахивая привязанной к копью тряпкой, но почему-то цветастой, а не белой. Подскакав, он громко закричал, продолжая усиленно размахивать цветной тряпкой.
– Командующий крепости просит высокого господина русского начальника обождать со штурмом, пока они не перетащат с южной стены на северную своё орудие, – невозмутимо перевёл Млынов.
– Это что ещё за новости? – нахмурился Михаил Дмитриевич. – Нас просят ждать, пока они сосредоточат всю свою артиллерию против нашего отряда?
Прапорщик Млынов негромко переговорил с парламентёром, усмехнулся:
– Вся их артиллерия состоит из одного древнего бронзового орудия, господин полковник. И они просят вашего разрешения выстрелить из него ровно один раз. При этом клянутся Аллахом, что палить будут по пустому месту.
– Господа, вы что-нибудь понимаете? – хмуро спросил Скобелев у своих офицеров.
– Кажется, мы имеем дело с изощрённой азиатской хитростью, – предположил начальник штаба отряда подполковник Пояров.
– Они поклялись именем Аллаха, – серьёзно напомнил Млынов. – После их единственного выстрела в указанном нами направлении они просят дать артиллерийский залп по стене, но при этом заранее предупредить, куда именно мы будем стрелять.
– Это ещё зачем?
– Чтобы они отвели из-под выстрелов всех своих людей, – пожал плечами переводчик.
– Объясните, Млынов, что все это означает? – озабоченно попросил Скобелев. – Они тянут время, чтобы успели подойти подкрепления и ударили на нас с тыла?