Скобелев, или Есть только миг…
Шрифт:
Вполне естественно, что эти занятия не являлись тайной ни для турецкого, ни тем паче для русского правительства. Турки были бессильны пресечь эту формально кое-как прикрытую общественной деятельностью подготовку тайной армии, а русские власти пресекать её и не собирались, поскольку иметь добрую сотню тысяч хорошо обученных боевых союзников было весьма выгодно для всей будущей русской политики на Балканах. Мало того, командование русской армии не препятствовало и просьбам своих офицеров отпускать их в официально создаваемые вооружённые силы Болгарского княжества в качестве инструкторов и советников, а
Впрочем, существовала и ещё одна причина, о которой Ольга Николаевна поведала сыну с глазу на глаз. Добрым ангелом-хранителем Скобелева оказался один из самых близких к императору Александру царедворцев. Граф Александр Владимирович Адлерберг, друг детства императора Александра II, генерал от инфантерии, министр Императорского Двора и Канцлер российских орденов. Он не только всегда искренне восхищался легендарной отвагой Белого генерала, но и был дальним родственником самой Ольги Николаевны, о чем Михаил Дмитриевич узнал впервые.
– К сожалению, Миша, ты нажил себе много врагов. Графу было непросто разъяснить Государю, что за всеми твоими… необдуманными страстями скрывается твоя… искренность.
– Ты ищешь слова, матушка, а я – солдат. Я прямоту люблю, прямотой и жив. Скажи прямо, что имеешь в виду.
– Твои увлечения, дорогой.
– Увлечения?
– Да, Миша. Офицерские попойки, кокотки, странные собутыльники. Государь стал весьма чуток к такого рода развлечениям. А врагов у тебя предостаточно. Врагов и завистников. И самый главный из них – цесаревич. Он утверждает, что в тебе нет ничего, кроме наполеоновского себялюбия.
– Неправда, – грустно улыбнулся Скобелев. – Сначала я люблю тебя, потом – батюшку. И ещё – географию.
– Географию?
– Россию, матушка. Россию и Болгарию. Но, кажется, Болгария любит меня больше России. И я счастлив, что оказываю ей помощь.
Ольга Николаевна улыбнулась:
– Болгария помогла тебе найти самого себя, и я никогда этого не забуду. Только обещай мне…
– Что именно?
– Я мечтаю о внуках, сын. Но у моих внуков должна быть кристально порядочная мать. Знатность или богатство в этой случае не должны приниматься во внимание. Извини меня, дорогой, но такое представление об идеальной женщине внушили мне ещё в детстве.
– Я постараюсь отыскать твой идеал, матушка.
– В России?
– В России, разумеется в России. Правда, не знаю, когда завершу свои болгарские дела… Однако мне кажется, что ты ещё не все сказала.
Ольга Николаевна смутилась. Чуть покраснела и даже опустила глаза.
– Смелее, матушка, смелее! – улыбнулся сын.
– В Смольном моей лучшей подругой была Елизавета Узатис. Лизонька Узатис, дочь армейского поручика, как и я. Наверно поэтому мы с нею так сблизились тогда, в институте. Потом обе вышли замуж, я жила в Петербурге и нашем Спасском, а она с мужем – на Кавказе. Муж её погиб в стычке с горцами, оставив ей единственного сына и очень скромный пенсион. Узнав откуда-то, что я собираюсь в Болгарию, она приехала издалека с единственной слёзной просьбой…
Ольга Николаевна рассказывала как-то неохотно, словно превозмогая себя, а потом и вовсе неожиданно замолчала.
– Какова же просьба, матушка? – спросил Скобелев, уже все поняв.
– Она
– Я – тоже единственный сын.
– У тебя есть сестры, а у Лизоньки, кроме сына Николая, никого нет. Никого решительно, понимаешь?
– Понимаю, – вздохнул Михаил Дмитриевич: он терпеть не мог всякого рода протекций. – Её сын в каком чине?
– Подпоручик.
– Млынову пришлось уехать в Россию, и я взял личным адъютантом Баранова. Однако имею возможность предложить сыну твоей подруги место ординарца при мне. Напиши, что он должен приехать в Болгарию возможно быстрее.
– Николай Узатис взял бессрочный отпуск и приехал вместе со мною, – несколько смущённо призналась Ольга Николаевна. – Это очень скромный и тихий молодой человек. Думаю, ты не разочаруешься. Если не возражаешь, я представлю его завтра.
На следующий день Ольга Николаевна привела застенчивого молодого человека в немодном провинциальном костюме. Встречаясь глазами со Скобелевым, он непременнейшим образом старался улыбаться, и Михаилу Дмитриевичу это старание не понравилось. Однако молодой человек искренне пытался поддерживать беседу, превозмогая собственную скованность, и Скобелев тут же решил, что это вполне извинительно для первого знакомства со столь прославленным генералом. Ради матушки, с напряжением наблюдавшей за этой встречей, он старался держаться просто, однако со свойственным ему непомерным хвастовством справиться все же не смог.
– Да, матушка, ты же не видела ещё личного подарка Его Императорского Величества!
И с гордостью продемонстрировал гостям шпагу, ножны и эфес которой были украшены бриллиантами. Ольга Николаевна была счастлива, молодой человек с трепетом подержал шпагу в руках, и, весьма довольный произведённым эффектом, Михаил Дмитриевич предложил ему немедленно подать рапорт, а через три дня явиться по полной форме для прохождения дальнейшей службы.
– Как я тебе благодарна, Мишенька! – Ольга Николаевна нежно поцеловала сына. – Ты сделал благое дело.
Через неделю подпоручик Николай Узатис приступил к исполнению должности личного ординарца командира корпуса генерал-лейтенанта Скобелева.
2
Поначалу Михаил Дмитриевич с некоторой насторожённостью приглядывался к новому ординарцу, но вскоре привык. Николай Узатис оказался вполне добросовестным и старательным порученцем, хотя Скобелев порою с грустью вспоминал о Федоре Мокроусове – тот знал, что следует делать, ещё до приказа, – но жизнь уже окончательно утвердилась в мирной колее.
Громогласно объявив о конце войны, Его Высочество великий князь Николай Николаевич согласно высочайшего распоряжения быстро передал должность главнокомандующего всеми русскими войсками инженер-генералу Тотлебену.
– Приступайте поэтапно к выводу русской армии из пределов Болгарии, Эдуард Иванович.
– Сразу же займусь этим, Ваше Высочество.
Николай Николаевич тут же выехал в Санкт-Петербург, а Тотлебен с присущей ему академической точностью приступил к составлению порядка отправки на родину вверенных ему войск. И, подумав и покряхтев, первым вписал в список 4-й корпус. Это было столь неожиданно, что изумился даже Левицкий.