Сколько костей!
Шрифт:
– В этом кое-что есть, – согласился Шоффар.
Я посмотрел на него. Из них троих ему я хоть немного доверял. Коччиоли был ненадежным, в любой момент способным переметнуться на сторону сильного. Что же касается Граццеллони, то он был слишком цивильным, слишком вежливым, и я бы даже сказал, слишком светским. Он принадлежал к типу людей, предпочитающих все сглаживать, обходить острые углы. Шоффар же со своими торчащими усами, трубкой в зубах и немногословием был крестьянином, как и я. Когда-то, очень давно, я искренне верил в то, что полицейский служит Правосудию и Истине, защищая общество от злоумышленников. Шоффар напомнил мне об этом...
– Я принимаю
– Спасибо.
– Не за что.
– Прежде всего я хотел бы, – сказал я, – чтобы вы оказали мне помощь в ограблении со взломом.
XV
Мы провели насыщенную и скучную ночь.
Прежде всего на стареньком "пежо" Шоффара мы отправились по адресу, который мне сообщила телефонистка общины "Скоптсис", и ограбили парижский филиал секты, расположенный на улице Эмиля Дешанеля. Коччиоли непрерывно потел от страха.
В холл, украшенный репродукциями картин Фюссли и с разложенными на столиках журналами, выходили две двери, одна из которых вела в кабинет для приема посетителей, а другая – в комнату, заставленную шкафами с регистрационными карточками. Повсюду можно было увидеть брошюры, посвященные йоге, сауне, фитотерапии и прочей дребедени. На одной из папок было написано: "Лица, получившие отказ". В, ней находились личные карточки, заполненные одним врачом и двумя инженерами-химиками. Было понятно, почему им отказали...
В другой толстой папке находились личные карточки, заполненные принятыми кандидатами. Карточки были очень подробными: в них фигурировали не только фамилии, имена, адреса, даты рождения, но и краткие автобиографии, послужные списки, антропометрические данные, включая рост, вес, цвет волос и глаз – словом, все, кроме отпечатков пальцев. Справа наверху была ячейка с надписью от руки: "Поступившие шестнадцатого или восемнадцатого и так далее". Сегодня было семнадцатое ноября. Значит, речь шла о тех, кого приняли в этом месяце с учетом следующей недели. Я нашел список лиц, принятых с завтрашнего дня, а фактически даже с сегодняшнего, потому что уже был час ночи.
– Любопытно, – заметил Граццеллони, – здесь только пары. Что вы будете делать?
– Я тоже приду с женщиной, и я знаю, с кем.
– Вы очень рискуете, Тарпон, так как можете нарваться на Каспера или на кого-нибудь еще, кто может узнать вас. Вы отдаете себе отчет?
– Оставьте меня в покое, – проворчал я.
Я был зол на весь мир.
Некоторое время спустя мы все убрали на место и вышли из помещения, не оставив следов своего пребывания. Наш выбор пал на чету из Версаля, принятую завтрашним числом. Мы прибыли в Версаль в два часа тридцать минут утра.
Мы долго звонили в дверь, а потом долго вели переговоры через открытую дверь, и Шоффару пришлось предъявить им свое удостоверение, чтобы они нас впустили.
Накануне вечером у них были гости: в гостиной стояли несколько пепельниц с окурками и грязные стаканы. Повсюду были разбросаны пластинки. Скатерть была залита вином, и на ней остались крошки. В крови хозяев было минимум десять граммов алкоголя, поэтому первой проблемой, с которой мы столкнулись, была проблема простого понимания.
Второй проблемой была финансовая сторона дела. Они внесли две тысячи франков в качестве аванса своего пребывания в общине. Сопровождавшие меня полицейские оказались почти без денег. Мне пришлось отдать тысячу пятьсот франков, которые я взял в квартире Альбера Переса, и еще пятьсот франков, конфискованных у типа
Но перед этим мы столкнулись с другой, более серьезной проблемой, которая едва не привела к краху весь наш замысел. Супруги наотрез отказались сотрудничать с полицией. В наши дни подобное поведение встречается все чаще и чаще в различных слоях общества. Я никого не осуждаю, это право каждого. Супруги, о которых идет речь, мадам и месье Блондо, к счастью, разделяли крайне правые взгляды, и их сомнение носило реакционный характер, о чем свидетельствовала лежавшая на столике еженедельная газета "Минют". В какой-то момент переговоры между представителями сил порядка и супругами Блондо зашли в тупик, и тогда я просто взял в руку маленький и грязный орган Бриньо (я имею в виду его печатный орган "Минют") и заявил, что счастлив встретить людей, которые получают удовольствие от Бриньо. Я сказал, что испытываю то же самое. Чтобы придать своим словам больше убедительности, я потряс в воздухе грязной, залитой вином газетенкой и таким образом установил климат доверия. Я дал им понять, что секретная миссия, порученная мне и моим коллегам, будет иметь политические последствия, очень приятные для людей, умеющих получать наслаждение от Бриньо. Подключившийся к игре Шоффар стал обращаться ко мне: "Мон Колонель" [10] . В конечном счете, когда мы вышли из квартиры супругов Блондо, у меня в кармане лежали две регистрационные карточки на имя мадам и месье Блондо, а также разные проспекты о Протестантской общине «Скоптсис», переданные мне месье Блондо. Супруги пообещали нам сохранить в тайне наше посещение и его причины.
10
Полковник.
– Вы уверены в том, что они действительно будут молчать? – спросил меня Шоффар по дороге в Париж.
– Сначала они обсудят это между собой, а потом лягут спать. Даже если она расскажут кому-нибудь, то это случится не раньше, чем завтра днем или вечером. Скорее всего они поделятся со своими друзьями, но вряд ли они обратятся к адвокату или в полицию, и совсем маловероятно, чтобы они сообщили об этом в общину. Пока это раскрутится, мы уже все закончим. Вам нужно быть на месте через двенадцать часов.
– С пятнадцатью полицейскими?
– Лучше с двадцатью.
– Сделаем, что сможем, Тарпон. Для начала нам всем не мешает выспаться.
Я придерживался того же мнения. Примерно час спустя, обговорив с Шоффаром все детали, я вернулся на квартиру Жюля. У меня было желание вытянуться на паласе прямо в передней. В гостиной горел свет. Сидя на канапе, Хейман попивал испанский коньяк. Шарлотт, стоя на четвереньках, ставила пластинку на проигрыватель.
– Почему вы не спите? – поинтересовался я. – Нам предстоит очень трудный день.
– Разумеется, – согласилась Шарлотт, вставая. – Мы должны ворочаться в кровати и думать, что с вами случилось.
– Женщина влюблена, – пробормотал Хейман, и Шарлотт назвала его старым дураком.
– И этот тоже хорош, – добавила она, указывая на Хеймана широким жестом. – Он исчезает из дома и два часа спустя возвращается, нализавшись до скотского состояния.
– В доме не было ни капли, алкоголя, – вздохнул Хейман. – Мы использовали все запасы Жюля. Магазины уже были закрыты, и мне пришлось обратиться к приятелю. Это бретонец. Вам говорит о чем-нибудь имя профессора Бахауффера?