Сколько стоит долг
Шрифт:
Павлуха посмотрел на Зину. Глаза у неё уже не были шершавыми, как в первый раз.
— Ну, ты, главный шкет, — сказала она.
Павлуха долго тянул букву «с», а когда Роман сказал за него спасибо, отвернулся.
Ночью Павлуха проснулся, посмотрел на часы. Из щелей в занавесках глядело солнце. Оно падало на циферблат красным пятном. Чёрные стрелки будто висели в воздухе, окружённые закорючками цифр.
Павлухе было неуютно под чистой простыней. Кровать не по росту. Комната большая и голая. Мутная лампочка у потолка. Дыхание
Павлуха забрался под одеяло с головой, стараясь дышать тихо, боясь ворочаться. Ночное солнце скользило за окном. Где-то далеко лязгал ковш экскаватора.
Под утро Павлуха крепко уснул. Какой-то сон промелькнул у него в мозгу, оставив ощущение тревоги. Павлуха сжался в комочек, заполз под подушку и зачмокал губами.
— Вставай! — расталкивал его Роман.
Роман пришёл в общежитие прямо со смены. Он хотел проводить Павлуху в новую жизнь.
— Пора, — сказал Роман.
Павлуха вскочил с постели.
В утренние часы комната становилась тесной. Она заполнялась спинами, крепкими лодыжками, горячими мускулами и хрипловатым гоготом. Жильцов было четверо, но по утрам они двигались шире, говорили громче.
С кровати напротив спрыгнул лохматый парень и, не открывая глаз, принялся делать зарядку. Потом он снова юркнул под одеяло, сказал:
— Я шикарный сон видел. Мне только конец доглядеть осталось.
Роман стащил с лохматого одеяло. Тот сел на кровати, помигал глазами и сказал, глядя на Павлуху:
— Неправильно, парень. У тебя ведь перёд сзади.
Павлуха конфузливо проверил одежду.
Соседи смеялись. Роман тоже смеялся. Павлуха посмущался минутку и засмеялся вместе со всеми.
— Умой лицо, — сказал лохматый. — Торопится, будто получку дают.
Когда Павлуха умылся, сосед накормил его хлебом с селёдкой, напоил чаем из алюминиевой кружки. Потом каждый шлёпнул его по спине.
— Ну, Павлуха, будь!
— Известно, — пробормотал своё непременное слово Павлуха.
Роман проводил Павлуху до конторы геодезистов. Сдал его с рук на руки Виктору Николаевичу. Тоже шлёпнул по спине и тоже сказал:
— Будь, Павлуха…
Начинает человек новую жизнь и сам себе кажется иным. И всё, к чему привык, что уже перестал замечать, тоже становится не таким обычным. Как будто принарядилась земля, стряхнула с себя серую скучную пыль. Обнажились другие, яркие краски. Каждый человек, если он не безнадёжно солиден, совершает это весёлое открытие много раз в своей жизни и всегда с удовольствием.
Виктор Николаевич и Павлуха отмечали места для шурфов, проводили сложные съёмки, в которых Павлуха ничего не понимал. Он ставил на отметках полосатые рейки, бегал с рулеткой и мерной проволокой. Неделями не приходили они с Виктором Николаевичем в посёлок, лазали по скалистым вершинам, по заросшим брусникой и мхами распадкам.
С сопок, куда они кряхтя, а иногда и ползком затаскивали ящик с теодолитом [3] и тяжёлую треногу, открывалась красивая панорама металлургического комбината: обогатительные
3
Теодолит — инструмент, применяемый при землемерных работах.
Ещё была видна узкая чёрная речушка, по которой проходила государственная граница Союза Советских Социалистических Республик и Норвегии.
Чужая страна за рекой ничем не отличалась от нашей: те же сопки, редколесье, замшелые валуны, голубые озёра. И было странно думать, что там другая жизнь, что люди там говорят на другом языке. А в домиках с низкими крышами тревожат людей по ночам не понятные для нас думы.
Работать с Виктором Николаевичем было интересно. Он знал, откуда взялись разные камни, зачем растут на камнях деревья, куда плывут облака, о чём кричат птицы. Он всё знал. Иногда он говорил Павлухе:
— Мы с тобой сухопутные моряки. Ходим по свету, открываем новые земли, новые дороги.
— Ну уж, — возражал Павлуха. — Сейчас ни одной новой земли нипочём не открыть.
— А уж это ты брось. Вот здесь, например, пять лет назад были голые камни. Даже волки околевали здесь от тоски. А сейчас посмотри, какое веселье. Пейзаж без жилья только в золочёной раме хорош. Я, Павлуха, по этаким пейзажам ноги до колен истоптал.
Вечером они разводили костёр, вываливали на сковородку консервы. Виктор Николаевич говорил:
— По всему свету наш брат геодезист ходит, землю столбит. Мы с тобой спать ложимся, а на другой стороне земли, может, двое проснулись, завтрак себе готовят. Ты знаешь, что они на завтрак едят?
— Не…
— И я не знаю. На той стороне земли всё иначе. Там ни берёзок, ни сосен — сплошные пальмы.
Павлуха ложился возле костра на сосновые лапы, глядел в розовое небо.
Солнце здесь не садится в июне — ходит по небу кругами, ночью задевает за верхушки сопок калёным боком. Деревья тогда похожи на зажжённые свечи, а в распадках стынет горячий солнечный шлак, играя сизыми и пунцовыми красками.
«Эта земля не хуже, хоть тут и нету пальм, — думал Павлуха. — Виктор Николаевич весёлый человек. Роман тоже весёлый. И все здесь весёлые. И погода стоит отличная, как будто север отступил к самому полюсу, но и там его тревожат весёлые люди».
Много на земле весёлых людей. Они не смеются беспрестанно, не пляшут без конца, не горланят песен без передышки. Они просто идут на шаг впереди других. С ними не устанешь и не замёрзнешь. Давно уже стало известно, больше всех устают последние. А что касается погоды, она всегда хороша, когда весело у человека на сердце, когда ему некого бояться, нечего стыдиться и незачем врать.