Сколько стоит любовь

Доронина Слава

Несмотря не тяжесть в груди и полную неизвестность впереди, добрую половину пути я вспоминал аромат девушки и ее отзывчивость, с какой она принимала мои ласки. Как она смущённо кусала губы и сдерживала свои стоны и крики. Вспомнил, как она сопротивлялась и била меня маленькими кулаками в грудь, когда я едва ли ее не порвал, ворвавшись в нее в первый раз. И испуганное лицо, как сейчас, стояло перед глазами, когда после всего пришёл к ней в душевую кабину. Тряхнул слегка головой, чтобы избавиться от шлейфа настойчивых воспоминаний. Я так и не принял душ и, мне казалось, что её запах все ещё оставался на моих пальцах.

Я въехал в Москву ближе к вечеру.

Наташка не отвечала на мои звонки, и я уже не на шутку разволновался. Тогда я набрал отца, хотя и не хотел этого делать. Но и он тоже не отвечал, будто все сговорились. У меня скрутило желудок в не хорошем предчувствии, ещё большем, чем когда уезжал из Старгорода.

Примчался в больницу, из которой поступил звонок, и узнав в регистратуре имя звонившего врача, направился к нему в кабинет. По поводу матери и её поступления женщина, стоявшая за высокой стойкой, мне ничего внятного не ответила.

— Сергей Иванович? — я постучал в дверь и вошёл в кабинет. Мужчина средних лет, в очках и залысиной на макушке поднял на меня взгляд.

— Александр? Ульянов? — спросил он, окинув меня бегло взглядом.

Я кивнул и заметил, как разочарованно опустил он глаза и тут же ощутил нарастающую тревогу.

— Ваша мать и сестра поступили вчера вечером. Мы пытались дозвониться вашему отцу, но он вне зоны доступа сети. Получилось дозвониться только до вас…

— Наташа тоже? — к моему изумлению я произнес эти слова спокойно, но сердце в груди замерло и больно сжалось.

— Мне очень жаль…

— Что? — я смотрел растерянным взглядом, ощущая, как нарастает ком в горле, а сердце ожило и забилось, как сумасшедшее.

— Ваша мать скончалась два часа назад. Сестра находится в тяжёлом состоянии, но её жизни ничего не угрожает… — внезапно в его голосе зазвенела подкупающая искренность, а у меня из груди вышибло весь воздух.

Смутно слышал все его дальнейшие слова. Понимал лишь, что случилось непоправимое. Случилось большое горе, и мои страхи ожили наяву. Сначала меня захлестнули злость и гнев, потом они сменились на отчаяние, а в конце я не помню, как оказался в коридоре, сполз вниз по стене и присел на корточки. Сидел так какое-то время, все ещё не веря, что это правда, а та последняя встреча в доме накануне отъезда была последним тёплым воспоминанием. А теперь… пустота. Еще несколько часов назад был человек, а теперь нет. Думал о Наташе, и что ее удар хватит, когда она придет в себя и узнает о смерти матери. Думал, что не стоило никуда уезжать, и тогда бы ничего не случилось. И без конца прокручивал в голове воспоминание улыбающегося лица матери, не веря, что больше никогда не увижу ни блеска в ее глазах, ни этой теплой и искренней улыбки, которой она улыбалась только Наташе и мне.

Спустя немного времени, я поднялся на ноги и вернулся в кабинет врача. Теперь, когда ужасная правда немного улеглась внутри, я хотел знать подробности этой трагедии. Хотел видеть мать. Мне предстояло заняться похоронами, но пока даже не представлял, как пережить следующие часы и не тронуться рассудком.

— Как это случилось? — спросил я прямо, смотря разбитым взглядом в лицо врача.

— Вам, наверное, лучше поговорить со следователем. На светофоре в них въехала машина. Это все, что мне известно. Ваша мать получила черепно-мозговую травму. Она так и не пришла в себя со вчерашнего дня. В случае, даже если бы она вышла из комы, удар был такой силы, что операция не дала гарантий…

— А Наташа? — я не знаю, откуда взялось мужество, но я не имел права сейчас заниматься самоедством. Просто не мог.

Ради сестры не должен был падать на дно, которое засасывало меня в черную трясину.

— У неё перелом ключицы, сотрясение головного мозга, шок. Я пока запретил ей говорить, что… — мужчина осекся и тяжело выдохнул.

— Правильно. Спасибо, — ком в горле не проходил, и мне было тяжело произносить слова. — Я сам ей скажу.

Не знаю, за что на нашу семью выпали все эти испытания, но смерть матери окончательно подкосит сестру.

— Мне нужно увидеть мать, — все же я набрался смелости и твёрдо произнёс эти слова, хотя в горле болело так, словно меня кто-то с силой держал за кадык и пытался его вырвать.

— К сожалению, я не могу вас пустить к ней… — врач отрицательно покачал головой и сжал губы в тонкую линию.

— Я плачу любые деньги. Мне нужно десять минут, — но я готов был настаивать и идти до конца. Торговаться, в конце концов.

— Вы уверены, это все-таки останется в вашей памяти навсегда. Зрелище не из приятных…

— А я как раз и хочу запомнить это на всю жизнь! — сдавленным голосом возразил я.

— Денег не нужно, — он указал глазами, чтобы я следовал за ним.

По дороге он достал телефон и сделал звонок, договорился с кем-то о том, чтобы нас пропустили в патологоанатомическое отделение.

глава 10

Александр

Мы спустились на лифте вниз, прошли по длинному и тёмному коридору. Подошли к двери и мужчина обернулся, вопросительно заглядывая мне в лицо. Но я не передумал. Вошел следом за мужчиной в большую комнату с тремя столами, на одном из которых лежало человеческое тело, прикрытое белой простыней. Яркий свет от потолочных ламп бил по глазам.

— Я предупреждал, что зрелище не из приятных. Процедура вскрытия — формальность, которую нам необходимо проводить. Через несколько часов ее результаты и все документы о смерти я отдам вам на руки…

Внутри что-то снова содрогнулось, и я ощутил, как чёрная вязкая жижа накрыла меня с головой, а я захлебываюсь ей, не в состоянии сделать вздоха. От силы прошло не более минуты, пока я смотрел в бледное лицо матери, которое было изуродовано последствиями аварии, но мне казалось, что прошла целая вечность. А эта картинка, как я и предполагал навсегда оставит след в моей памяти.

Первым, что я сделал, когда вышел на улицу — набрал отца. Но его телефон, как заведенный повторял, что абонент вне зоны доступа сети. Тогда я позвонил Кариму и уже не в состоянии держать эмоции под контролем, кричал ему в трубку, чтобы он нашёл этого подонка, чтобы достал его из-под земли. Рассказал мужчине о той сцене накануне отъезда, что застал в кабинете отца, и предполагал, что тот спешно собрался в другую командировку и находился сейчас за пределами страны с той самой девицей.

Я не ошибся. После этого разноса Кариму папаша позвонил мне спустя полчаса. Ничего не объяснял, лишь сказал, что через несколько часов будет в Москве и займётся всеми вопросами по оформлению похорон и лечением Наташи. Я послал его и разбил телефон об асфальт. Меня трясло от гнева и отчаяния и только сейчас накрыло осознанием, что изменить ничего нельзя, а мать ушла навсегда. И Наташа… Именно мне предстояло ей все рассказать, а это было ещё большим испытанием для меня, нежели узнать о смерти матери. Я обожал сестру и мать, а те в свою очередь были очень близки. Иногда я даже чувствовал себя лишним в их тандеме. Для сестры эта новость будет переломным моментом в ее жизни. Как и в моей.