Сколько стоит любовь?
Шрифт:
Но тут его губы отвердели.
– Потому что ты моя.
Фраза могла бы показаться мелодраматичной, но это была констатация факта. Твердое, безоговорочное решение.
Он снова завладел ее губами, она не могла ему отказать. Несмотря на все ее отказы, на недоверие, их потребности и желания совпадали и сливались в единое целое.
Одно стремление, один голод, одно ошеломляющее желание познать буйную и неукротимую, парящую, жадную, свирепую, всепоглощающую страсть, которой они могли достигнуть только вместе.
Недаром ее отец заметил, что Диллон обладает
Хотел ее с тем же огнем и страстью, которые опаляли ее буйную неукротимую душу.
Хотя он ощущал, как растет в ней страсть, все же не мог не заметить ее смущения, неуверенности, потребности понять, что происходит. Ее стараний выстоять против неотвратимого прилива, настороженности, которая останется до тех пор, пока не станет ясно, куда он клонит, пока она не узнает, что будет означать полная капитуляция перед ним. Пока не поймет, где находится та дорога, по которой он намерен ее вести.
Он мог одним махом смести ее сопротивление, но слишком хорошо знал, что, если откроет свои цели, это лишь приведет к дальнейшим спорам и сопротивлению. Если он хочет завоевать ее, необходимо открыть правду. Высказать свои намерения в простых, честных выражениях, которые невозможно будет истолковать в ином смысле.
Но это Прис. Как и он, она не верит словам. Деяния говорили громче и откровеннее.
Они оба разгорячились. Он провел ладонями по ее спине, прикрытой тонким шелком.
И ощутил ответный трепет, когда она приникла к нему, вцепившись в лацкан фрака, словно боролась с желанием поторопить его. Старалась сохранить здравый рассудок, даже когда прильнула еще ближе, животом и бедрами.
Его пальцы нашли что искали: шнуровку лифа.
Подняв голову, прерывисто вздохнув, он повернул ее спиной, прижал к себе. И почти грубо сжал груди, слыша ее стон.
Прис, зажмурившись, пыталась побороть нервный озноб. Но ей не было холодно. Сейчас одежда только мешала.
Он продолжал мять ее груди, уверенно, неспешно, точно зная, как действуют на нее его ласки, лишают разума, ослабляют волю…
И прежде чем она собралась с духом и попробовала вырваться, одна рука оставила ее уже ноющую грудь. Отодвинувшись, он ловко расшнуровал лиф платья.
Почему он здесь? Почему делает это? Чего намеревается добиться?
Но налитое жаром тело уже повиновалось ему.
Краем сознания она понимала, что должна сказать что-то, сделать что-то, прежде чем…
Лиф распался на половинки: крохотные рукавчики-фонарики не удерживали его в нужном положении. Диллон снова привлек ее к себе, проник под обвисший шелк, стянул вниз сборчатый верх сорочки и высвободил сначала одну грудь, потом вторую.
Прис мигом обмякла, словно силы покинули ее. И бессильно прислонилась к нему.. Вцепилась в бедра, вспоминая наслаждение, которое он ей дарил.
Диллон продолжал ласкать ее, пока набухшие груди не заныли, чувствительные к каждому обольстительному касанию.
Его пальцы обвели тугие
Прис охнула, когда он лизнул мочку ее уха.
– Открой глаза. Зеркало… смотри!
Она с усилием подняла веки, уставилась на противоположную стену и увидела то, что видел он. Смуглый мужчина в черном, пленивший стройную сирену в голубом шелке. Лиф платья спустился до талии, обнажив сливочно-белые холмики, которыми завладели загорелые руки, словно он имел на это право… но это не все, что чувствовала она в его прикосновении. Не все, что она увидела, когда вскинула голову и всмотрелась в свое лицо.
Мягкий свет дробился на их фигурах, золотистое пламя бросало причудливые отблески на поразительно красивую пару. В этом неярком освещении она увидела и почувствовала нечто такое, от чего перехватило дыхание.
Пусть она, сирена, в плену и беспомощна, пусть ее тело принадлежит ему, но…
Она зачарованно наблюдала, как он ласкает ее. Ласкает благоговейно, нежно, словно поклоняется ей, открыто и без стыда.
Каждое касание кончиками пальцев к тугой коже выглядело молитвой, заповедью. И эти ласки были не просто физическими, а чем-то гораздо более эфемерным, словно он высоко ценил бушующие в ней желания, ту буйную страсть, которой она стремилась дать волю…
Ее взгляд упал на его руки, скользнул по лицу… Он и вправду боготворит ее!
Безумные желания запульсировали в крови.
Ни одна женщина, кроме нее, не отвечала с таким пылом на его прикосновения. Ни один мужчина не понимал ее так, не делил с ней этот пыл столь полно, как этот человек.
Вот что она прочла в его лице.
Вот что почувствовала, когда узда, в которой она держала волю, выскользнула из рук.
Прис прерывисто вздохнула, попыталась избавиться от мягкого, но настойчивого обольщения и облизнула сухие губы.
– Я не…
– Не хочешь всего этого?
Его пальцы снова нашли ее соски и сжали; она зажмурилась и едва не замурлыкала от удовольствия.
– Не лги. Хочешь, – пробормотал он, и его голос отозвался в ушах мрачным рокотом. И само прикосновение изменилось, став откровенно властным. – Как насчет этого?
Внезапное надавливание – взорвавшееся наслаждение – тихий стон Прис.
– Знаешь, я обожаю, как ты отзываешься на прикосновения, поглаживания, ласки, – шептал он, наглядно демонстрируя каждое слово, и ее лишенные разума чувства таяли, доказывая его правоту. – Да, именно это.
Его дыхание тоже казалось лаской.
Он слегка подвинулся и, окутывая ее своей силой, опустил руку вниз.
– Но есть нечто куда более ценное…
Послышался шелест шелка. Прохладный воздух коснулся ее ног, когда он приподнял подол. Не поспешно, не сминая юбку, не сгибая Прис грубым натиском, а осторожно отводя в сторону тонкий шелк.
Открыв глаза, она зачарованно наблюдала, как он отпускает другую грудь, вешает на сгиб руки ее юбки и снова сжимает грудь. Как скользит по телу другая рука. К развилке бедер. Как гладит темный треугольник, прежде чем раздвинуть влажные складки и ласкать, ласкать…