Сколько стоит рекорд
Шрифт:
«О чем бы поговорить?» — подумал Витька.
Спросил насчет шахмат. Оказалось, попал в точку. Оба они любили эту игру.
— Сразимся! — сразу загорелся Витька.
— Идет! Только не сейчас.
В двенадцать ночи выяснилось, что Филя умеет водить трактор.
— Сам? Не врешь?
Филя пожал плечами:
— Приезжай! А что? Летом приезжай! Поживешь у меня, покуда не надоест. А на тракторе научу. И, знаешь, на охоту сходим. У отца — ружье. Тулка!
«А в самом деле? — подумал Витька. — Махнуть бы! Чем киснуть на даче…»
— У нас знаешь
«Ишь! — удивился Витька. — Как заговорил колхозничек-то! Будто стихами!»
Вскоре Филя уснул. А Витька еще долго лежал в темноте. Изредка по потолку скользили светлые блики — от фар проезжавших мимо машин — и тогда весь дом мелко-мелко подрагивал.
«А я ведь никогда не держал в руках ружья, — думал Витька. — Чего уж там тулку! Даже малокалиберку… Наверно, это здорово — на охоту».
Он повернулся к стене, но сон все не шел.
Заснул он еще нескоро и, засыпая, слышал, как где-то далеко, за круглым, черным, как нефть, озером, печально трубит зверь. Был он большой, похожий сразу и на слона, и на оленя, и немного даже на волка. Трубил зверь по-разному, то высоко, нежно, как флейта, то густо и мощно, как паровоз…
Утром Филя спросил:
— А эта, Лиговка, далеко?
Витя прищурил глаз, усмехнулся:
— Так! Поздравляю!
— А чего? — не отступал Филя. — Обшарю все дома подряд.
— Но их там штук двести, а то и триста! Обшарь-ка! И все огромные, по пять-шесть этажей.
Но сколько Витька ни отговаривал, Филя стоял на своем:
— Ничего! Сдюжу. Ты только растолкуй, как ехать.
Витя стал объяснять, потом подумал: заблудится. Факт!
— Упрям же ты! — с досадой сказал он. — Двинем вместе. Поеду, лишь чтобы доказать тебе, как это глупо.
На автобусе добрались до Московского вокзала.
— Вот это и есть Лиговка! — Витя ткнул рукой. Широкая прямая улица убегала вдаль, и конца ее не было видно.
— Ничего проспектик, подходящий, — сказал Филя. Длиннющая улица, видимо, все-таки смутила его, но он старался скрыть это. — Вот с первого дома и начнем!
Лестница за лестницей стали обходить квартиры. Звонили и спрашивали:
— У вас Еленева не живет? Лидия Гавриловна?
Кое-где быстро выяснялось, что такой нет. Кое-где не отворяли, — видимо, дома никого не было. А кое-где завязывалась длинная беседа: кто такая Еленева? Да зачем она мальчикам? Да какая она из себя?
— Лидия Гавриловна? — переспросила высокая костлявая старуха. — А может, Лидия Макаровна? Рыженькая? Конопатенькая?
— Не знаю, — пожал плечами Филя.
— Тетку свою не знаешь? — подозрительно уставилась старуха. — Шагай, шагай! — вдруг пронзительно закричала она. — Ходют тут всякие-разные. А потом вон, в четырнадцатой, чайника не досчитались.
Мальчики прочесали все восемь лестниц этого дома. Посмотрели на часы: ничего себе, целых
— Кустарщина! — вздохнул Витька. — Как кошки, по лестницам шныряем. Уж если искать — надо к управхозу. Или к дворникам. И потом, в подворотнях же — списки ответственных съемщиков…
Теперь дело пошло быстрее. Ребята проглядывали списки, а потом еще шли к управхозу. Вдруг тетка жила здесь и переехала в другой дом? Или вдруг она просто съемщик, не ответственный?
Плохо было только, что управхоза часто не оказывалось на месте. Приходилось ждать. А время шло…
После обеда Витька собрался было во Дворец, но потом передумал и пошел с Филей: надо же познакомить его с Ленинградом?!
Долго бродили по улицам. Один — высокий, гибкий, как хлыст, в щегольской куртке на молниях и модной кепочке, другой — приземистый, в потертом пальтеце и треухе. Вышли на Неву. Витька показал Филе и сфинксов, и Медного всадника, и Исаакиевский собор, и Кунсткамеру, и Петропавловскую крепость.
Филя глядел на все молча и только крутил головой.
На одной улице из подворотни большого дома густо валил дым.
— Пожар! — Филя бросился в подворотню.
Витька — за ним.
Двор был глухой, мрачный, как глубокий каменный колодец. Посреди полыхал огонь. Нет, не пожар. Просто костер. Витька пожал плечами: странно. В центре Ленинграда, как в лесу, — костер.
Вокруг стояло несколько мужчин. Они не суетились, молча, хмуро глядели в огонь.
Но самое удивительное — мальчики даже не сразу поверили глазам — в костре горели не ящики, не стружка, не поленья, а целые столы, стулья, тумбочки. Горели они ярко, с треском; видно, дерево было сухое, и только краска на досках кипела и пузырилась. Еще целая гора таких же письменных столов, прикроватных белых тумбочек и самых разных стульев высилась неподалеку от огня.
— Что такое? Зачем добро палят? — тревожно повернулся Филя к Витьке.
Тот пожал плечами.
— Приказано, вот и жгем, — мрачно сказал стоящий рядом пожилой дядька в брезентовой куртке, надетой поверх пальто. — Директор гостиницы велел. Он новую мебель купил. А это имущество, считай, обветшало.
— Зачем же палить? — возмутился Филя. — Ведь еще вовсе ладные столы. Ну, для гостиницы не хороши, там, видать, шик нужен, так отдайте людям. Зачем палить?
— По закону, — хмуро сказал другой рабочий. — Отдать нельзя. Раз вещь отслужила, положено уничтожить. И акт составить…
— Не может быть такого закона! — взвился Филя. — Добро палить?!
Он так побелел — Витя даже испугался. А кадык ходил взад-вперед с утроенной скоростью.
— Да брось, — шепнул ему Витька. — Ну чего ты из-за барахла?.. Ну, сожгут это старье — и черт с ним…
— Нет! — выкрикнул Филя. — Разве это старье? Да у нас в колхозе такие столы еще как бы сгодились!
— Вообще-то оно конечно, — медленно произнес пожилой рабочий в брезентовой куртке. — Обидно жечь…
Возле костра вертелся маленький толстенький мужчина в шляпе, с портфелем. В руке у него трепыхались какие-то бумажки.