Скользкие пальцы
Шрифт:
Но кровавые отпечатки пальцев принадлежали не Клейну, если только полицейское бюро идентификации не допустило досадную ошибку. А пташка, на которую я расставлял сети, — это человек, оставивший отпечатки. Клейн выжидал три дня между убийством и появлением в полицейском управлении. Естественное объяснение могло быть в том, что его соучастнику, фактическому убийце, потребовалось так много времени, чтобы полностью обелить себя.
Сейчас мой замысел был прост: я взбудоражил Клейна известием, что никакие подозрения с него еще не сняты. Была надежда, что в первую очередь он примется повторять все необходимые меры для защиты сообщника.
В тот раз он потратил три дня.
Ночью, без четверти час, позвонил Дик: сказал, что Клейн покинул гостиницу через несколько минут после меня и направился в многоквартирный дом на Полк-стрит, где и остался.
Я прогулялся до Полк-стрит и присоединился к Дику и Бобу. Они сообщили, что Клейн поднялся в двадцать седьмую квартиру, а список жильцов в вестибюле показал, что эту квартиру занимает Джордж Фарр. Мы с ребятами слонялись там приблизительно до двух часов, а потом я пошел домой отсыпаться.
В семь я к ним вернулся и узнал, что наш приятель еще не появлялся. Немногим позже восьми он вышел из дома и свернул на Гиэри-стрит. Ребята последовали за ним, а я вошел в здание, чтобы переговорить с управляющей. Она рассказала, что Фарр проживал там месяца четыре или пять, в одиночку, и по профессии был фотографом, со студией на Маркет-стрит.
Я поднялся к двадцать седьмой квартире и позвонил в дверь. Открыл здоровяк тридцати-тридцати двух лет. Мутные глаза смотрели так, будто ночью ему было не до сна. Я не стал тратить время попусту:
— Я из сыскного агентства «Континентал», меня интересует Джозеф Клейн. Что вы знаете о нем?
Тут он проснулся полностью.
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Совсем, — мрачно ответил он.
— Вы с ним знакомы?
— Нет.
Ну, вот что ты будешь делать с подобным типом?
— Фарр, — сказал я. — У меня возникло желание пройтись с тобой до полицейского управления.
Его движение было как вспышка, к тому же из-за его понурого вида я потерял осторожность. Но все же удалось вовремя повернуть голову, принимая удар повыше уха, а не в подбородок. Меня сбило с ног, и даже пяти центов не поставлю на то, что в моем черепе не появилась вмятина. Я рухнул в дверной проем, удерживая дверь, вскарабкался по косяку и, проковыляв через несколько комнат, вцепился в одну из ног Фарра, уже стоявшего на лестничной площадке. В потасовке он разбил мне губу и ударил в плечо, но вскоре превратился в паиньку.
Я погрузил его в такси и доставил во Дворец юстиции. Были опасения, что, если начну медлить, Клейн удерет от меня.
При виде Фарра у Клейна отвисла челюсть, но оба не издали ни звука.
— Давай снимем отпечатки пальцев у этого мазурика и закроем дело, — сказал я О’Харе. Дин отсутствовал. — А с Клейна не спускай глаз. Думаю, через несколько минут он выложит нам совсем другую историю.
Мы вошли в лифт и поднялись в бюро идентификации, где прижали пальцы Фарра к специальной подушечке. Фелс, судебный эксперт, бросил взгляд на результаты и повернулся ко мне:
— Ну и что это?
— Что «это»? — переспросил я.
— Генри Гровера убил другой человек!
Клейн засмеялся, Фарр засмеялся, О’Хара засмеялся и засмеялся Фелс. Я молча стоял и делал вид, что думаю, а сам в это время пытался взять себя в руки.
— Вы уверены, что не ошиблись? — наконец выпалил я, чувствуя, как лицо заливается краской.
Фелс не ответил, только
Клейн рассмеялся снова, словно закаркал вороной, и повернул ко мне свое некрасивое лицо:
— Хотите еще раз взять мои отпечатки, мистер Ловкий-Частный-Сыщик?
— Да! — ответил я. — Вот именно! — Должен ведь я что-то сказать.
Клейн протянул руки к Фелсу, но тот оставил их без внимания, предложив мне с изрядным сарказмом:
— Снимите-ка их сами на этот раз! Уж так-то вы точно будете уверены, что все сделано без ошибок!
— А что? Неплохая мысль!
Я приблизился к Клейну и ухватил его за руку. Отпечатки пальцев мне раньше брать не доводилось, но я частенько видел, как это делается. У Клейна были слишком гладкие подушечки пальцев, точнее, слишком скользкие, без той легкой шероховатости, которой обладает живая плоть. Я перевернул его руку так быстро, что едва не причинил ему боль, и взглянул на пальцы. Не знаю, что я ожидал увидеть, но не обнаружил совершенно ничего — ничего такого, что мог бы назвать.
— Фелс, — позвал я, — взгляните.
— Я пере… — начал, было, он, склонившись над ладонью Клейна, но следующие несколько минут мы с ним занимались тем, что сбивали его с ног и сидели на нем, в то время как О’Хара успокаивал Фарра, который тоже вдруг перешел к действиям.
Когда все утихомирилось, Фелс еще раз внимательно осмотрел руки Клейна и, вдруг вскочил, оставив меня удерживать драчуна. Пропустив мимо ушей мое «Так что это?», достал тряпочку и какую-то жидкость, а затем тщательно отмыл пальцы Клейна. Мы сняли отпечатки снова. Они совпали с теми кровавыми из дома Гровера!
После этого мы все сели и славно побеседовали.
— Я же сказал, у Генни была заваруха с Уолдменом, — заговорил Клейн, когда они с Фарром решили сознаться. Больше им ничего не оставалось. — И сказал, что он взял верх, потому как Уолдмен скрылся. Короче, Генни с ним расправился — пристрелил ночью и похоронил. А я все видел. Гровер в те деньки был редкостный мерзавец, буйный hombre. Грызню с таким затевать — себе дороже, так что я держал язык за зубами. Но когда Гровер разбогател и постарел, он сделался слабаком — так со многими бывает. Видать, из-за той истории у него кошки на душе скребли. Года четыре назад я ненароком столкнулся с ним в Нью-Йорке и сразу понял, что теперь он совсем робкий. Гровер разнылся, что никак не может забыть, какое лицо было у Уолдмена, когда он пришил его. Я рискнул и содрал с Генни пару тысяч. Они достались мне без всякого труда, так что когда я оставался на мели, то шел к нему или слал весточку, и он всегда раскошеливался. Но я старался сильно не давить. Не забыл, каким подонком он был в прежние деньки, и не хотел спустить его с цепи. Но, в конце концов, все же перегнул палку. Звякнул ему в прошлую пятницу — так, мол, и так, нужны деньжата. Он ответил, что перезвонит и скажет, где мы следующей ночью встретимся. Позвонил Генни в субботу вечером, где-то полдесятого: приходи, дескать, прямо домой. Ну, я и двинул туда. Он встретил у входа, провел наверх и выдал десять тысяч. Я сказал ему то же, что и всегда — мол, донимаю в последний раз. Это его обрадовало. Вообще-то я хотел уйти сразу, как получу деньги, но на него вдруг напала болтливость. Короче, он задержал меня на полчаса или около того. Пустой треп о людях, которых мы когда-то знавали в захолустьях. Потом я задергался — у него появился такой же взгляд, как в молодости. И вдруг он совсем взбесился, кинулся на меня, схватил за горло и растянул поперек стола, на котором я и нашарил латунный нож. Тут уж было — или я, или Генни. Я ударил его ножом и вернулся в гостиницу.