Скользкий
Шрифт:
О чем-то задумавшийся сборщик платы стоял в дверях караулки и делал пометки в замусоленном блокноте. Сидевший рядом на низенькой табуретке десятник охранников правил лезвие топора, а два его вооруженных «огненными ульями» подчиненных спрятались от солнца в тени навеса перед въездом на мост.
Недалеко от плотины по запруде скользили две лодки. В первой рыбаки проверяли сети, во второй их страховали, внимательно наблюдая за водной гладью вооруженные арбалетами и баграми мужики.
– Опять раскошеливаться, – пробурчал я.
Переправа была платной. С пеших брали
– Для нас проезд бесплатный, – успокоил меня Михаил Григорьевич.
– Это как так? – удивился я.
– Со старостой договорились. Мы ему скидки, он нам бесплатный проезд. И все довольны.
Так оно и оказалось. При приближении обоза решетка пошла вверх и телеги беспрепятственно въехали на доски моста. Закинувший удочку прямо с плотины караульный помахал нам рукой.
Круто они договариваться умеют. Ничего не скажешь, переговорщики от Бога. Я слышал, что пока Михайлов – начальник Патруля – не пообещал старосте Собольего сжечь на хрен его село, тот ни в какую не соглашался делать переправу для патрульных бесплатной. И еще не факт, что это именно угроза подействовала. Вполне возможно, что на старосту надавило Братство – последние годы Соболье было их вотчиной, – не желавшее обострять отношения с Патрулем. А вообще, насколько мне было известно, правом бесплатного проезда через плотину, за исключением патрульных, могли похвастаться только жители окрестных хуторов.
– А чем торгуете? – спросил я, когда переправа осталась позади.
– Соль, сахар, спички, – усмехнулся в бороду вновь забравший у сына поводья Михаил Григорьевич. – Ширпотреб всякий.
– А-а-а, – оставил при себе сомнения в правдивости ответа я. Не хотят говорить – их право. Коммерческая тайна и все такое. – Я смотрю, вы китайцев нанимаете?
– Нанимаем. Чего не нанять? Не пьют и на оплате хорошая экономия выходит.
– Не боитесь, что Триаду наведут?
– Нет, – уверенно заявил возница. – У нас с этим строго. Попробуй только полиходейничать – сразу хвать за ухо и на рудники. А Монетный рудник – это такая штука, откуда даже вперед ногами не выходят.
– Монетный?
– Золото там добывают, серебро вроде тоже, – пояснил Михаил Григорьевич. – Нет, у нас не забалуешь.
– Вот Березовый карьер начнут разрабатывать – вообще всю шушеру закроют. – Развалившийся на мешках Серега с интересом разглядывал мое ружье.
– Березовый? Он же на территории Форта, – припомнил я. – Как это его Город разрабатывать будет?
– Известно дело как. Кайлами да лопатами. Вы ж все равно там уголь не добываете. – Парень пожал плечами. – А наш Уприрес давно на него глаза положил.
– Говорят, концессию оформлять собираются, – обернувшись, посмотрел на сына Михаил Григорьевич.
– Ну да, мы ж без концессии никуда, – рассмеялся парень и уже так, чтобы не расслышал отец, добавил себе под нос: – И на хрена нам тогда танки?
После плотного обеда
– Вставай, приехали. – Как мне показалось, почти сразу же толкнул меня в бок Серега.
Я продрал глаза и увидел, что обоз остановился около караван-сарая – скопища деревянных домиков, в которых жарили, варили, тушили и мариновали все, что только могли пожелать остановившиеся отдохнуть путники. Разумеется, здесь удовлетворяли не только гастрономические потребности клиентов, но и многие другие, подчас весьма специфичные. В караван-сарае, пока путники ели и отдыхали, могли подковать лошадь, починить телегу, выстирать-выгладить-заштопать одежду и предложить на выбор оружие из достаточно внушительного арсенала. Тут были свои кузница, баня, несколько меняльных лавок, штуки три торговавших припасами и самым разнообразным снаряжением магазина и несколько скупщиков, не особенно заботящихся о чистоте сделок с юридической точки зрения, зато весьма внимательно осматривающих товары на предмет чистоты иной: вещи с кровавыми пятнами принимались по куда более низким расценкам.
И если здесь не царила мама-анархия, то только потому, что внешнее подобие порядка было выгодно местным заправилам. А так – и воруют, и трупы на узеньких улочках по утрам нередко находят. Помню, несколько раз на облаву даже сводный отряд дружинников из Форта направляли.
Я соскочил на землю и огляделся, высматривая Илор. Ага, вон она, слезла уже.
Где-то рядом жалобное тявканье сменилось визгом, и Серега, подбежав к пацанам, топившим в глубокой луже щенка, влепил самому старшему крепкую затрещину.
– Да он же больной! – заныл тот. – Мы чтоб не мучился.
Серега зашел в лужу и, подхватив на руки барахтавшегося там черного щенка неопределенной собачьей национальности, принес его к телеге.
– Уроды, – закутав дрожащего собачонка в рубаху – один глаз у щенка опух и гноился, – пробормотал он.
– Они хоть что-то пытались сделать, – нисколько не оправдывая мальчишек, произнес я.
– Да я понимаю, сам таким был. – Сергей потрогал пальцем сочившуюся из глаза щенка слизь и позвал отца: – Бать кинь сумку с аптечкой.
– Ты чего еще удумал? – нахмурился Михаил Григорьевич, но сумку передал. – Куда он тебе?
– Вылечу – в тайгу ходить будем, – положив скулящего собачонка в телегу, развязал сумку Серега. – Мухтаром назову.
– И не думай даже! Атеев обидится.
– Мне-то что? Пусть обижается, – пожал плечами парень. – Мы еще сами посмотрим, а не обидеться ли, что какого-то там Атеева как нас зовут. Правда, Мухтар?
– Я те дам – Мухтар! Вернемся домой, мать из тебя быстро дурь выбьет! – как-то невсерьез разозлился Михаил Григорьевич. – Да! Раз сумку развязал, достань мне экомага. И сам съешь.