Скорая десантная помощь
Шрифт:
– Надеюсь, вы мотор наладили достаточно хорошо и на первом же десятке километров мы не остановимся? – суховато поинтересовался он.
– Вне всяких сомнений. – Андрей, вновь трансформировавшийся в Майкла Ринненгана, непринужденно рассмеялся. – Да нормально, нормально я все сделал. А знаете, что там было? Хотите скажу? Не хочу бросать тень на вашего деревенского умельца, но, скорее всего, это он подстроил так, чтобы устройство подачи горючего начало дурить. Не верите? Само оно в отличном состоянии, а ходу горючего мешала крошка специальной резины, оставленная в нужном месте. Такая резина в бензине не растворяется, но с течением времени разбухает. Если ее оставить в
Некоторое время пан Михайский неотрывно смотрел на дорогу, после чего, замотав головой, тягостно вздохнул и пробормотал:
– Тсуш, Збышек! Тсуш, я вам покажам! (Ну, Збышек! Ну, я тебе покажу!)
Когда впереди показалась АЗС, старик сообщил, что бензина в баке маловато и надо бы подзаправиться.
– Здесь заправляться не будем, – невозмутимо обронил Лавров, мельком взглянув на указатель уровня горючего. – Здесь вас слишком хорошо знают, и ваше появление в такой час может вызвать слишком много вопросов. А уж с учетом событий сегодняшней ночи – кому-то это и вовсе может показаться подозрительным. Поэтому заправимся за Вислой. Думаю, горючего хватит.
Пан Михайский в ответ лишь засопел носом и прибавил ходу. Миновав по объездной дороге Гданьск, сияющий в ночи россыпью разноцветных огней, вскоре машина уже мчалась по мосту через Вислу. Пост дорожной полиции, дежуривший у въезда на мост, не обратил никакого внимания на серый «Опель», бегущий среди жиденькой вереницы запоздалых путников.
– Ну, вот, а вы переживали и боялись, что вас остановят и почувствуют спиртной перегар… – усмехнулся Лавров, глядя на мелькающие перила моста и лишь кое-где поблескивающую в темноте гладь речной воды.
Заправившись на полпути к Эльблонгу – все прошло без сучка и задоринки, хотя задремавший перед этим Дмитрий высказал опасение по поводу того, что хозяин машины запросто может их «сдать», – они помчались дальше. Дабы лишний раз не напрягать и без того дующегося пана Михайского, на подъезде к АЗС Андрей молча дал ему двести пятьдесят злотых, что сразу же весьма благоприятно сказалось на настроении старика. Когда тот, заполнив бак по самую горловину, сел за руль, Лавров без каких-либо эмоций пообещал, что на обратный путь от Приштины денег даст по полной потребности. Несколько даже повеселев, пан Михайский вполголоса обронил, правда, без особого энтузиазма:
– Ну, уж хоть это…
Варшаву они миновали, когда уже рассвело. Обогнув ее с запада, «Опель» помчался в сторону города Радома. Слева, позади машины, мчащейся на юго-запад, в мглистой дымке всходило холодноватое осеннее солнце. Как сразу же бросилось Андрею в глаза, природные ландшафты здесь выглядели несколько иначе в сравнении с низменными, зачастую болотистыми территориями севернее Варшавы. В лесах теперь больше замечалось лиственных деревьев южных разновидностей – дуба, граба, бука. Да и сам рельеф стал холмистым, из-за чего машина то взлетала на возвышенности, то уходила на затяжные спуски.
Когда впереди, в просветах между кронами сосен, появились крыши старинных зданий, пан Михайский с горделивой торжественностью объявил:
– Это великий город, по своей исторической значимости равный Кракову и Варшаве. Одно время Радом был даже столицей нашей страны. Здесь была заключена польско-литовская уния, позволившая разгромить тевтонов в грюнвальдской битве. Но однажды мы его чуть было не потеряли в череде разделов нашей многострадальной страны, в которых, кстати, принимала участие и Россия, – добавил он с упреком
– Но для того, чтобы он снова стал польским, чтобы не взлетел на воздух Краков, а Данциг стал Гданьском, на территории Польши погибло более шестисот тысяч советских солдат, – с заднего сиденья флегматично откликнулся Дмитрий.
– Да, но русские в Катыни расстреляли двадцать тысяч польских офицеров! Цвет польской армии! – с запальчивостью возразил пан Михайский.
– А в 20-е годы поляки зверски замучили голодом и болезнями восемьдесят тысяч пленных красноармейцев, – все так же спокойно напомнил Журавин. – По сути, людей сгноили заживо. Фашистский лагерь «Бухенвальд» в сравнении с польским мог бы показаться курортом.
– Русские пришли на нашу землю как захватчики, как завоеватели! – правый ус пана Михайского мелко задергался. – Они получили свое, заслуженное!
– А вы не могли бы объяснить, для чего незадолго до этого польские войска вторгались на территорию Советской России? – В прищуренных глазах Лаврова забегали холодные искры. – На основании чего убивали, грабили, насиловали население на захваченных территориях?
Старик не нашелся что ответить, лишь нервно передернул плечами.
– Если исходить из вашей логики, то русские точно так же должны были поступить с поляками, участвовавшими в восстании того же Костюшко. Но их всего лишь сослали в Сибирь, дали там землю и даже не стали насильно русифицировать, – иронично усмехнулся Дмитрий. – Вот и с немцами после победы мы не устроили массовых расправ, хотя, по вашей логике, должны были бы сровнять Германию с землей. Вы упомянули про Грюнвальд. А вы знаете, что в той битве принимала участие и дружина смолян? Смоленск, только что сожженный дотла и обескровленный ордами Батыя, нашел в себе силы, чтобы собрать дружину и отправить на подмогу братьям-славянам. А эти братья сегодня данный факт всячески замалчивают. Вы в бога верите? Так должны бы знать, что черная неблагодарность тоже относится к тяжким грехам.
– Русские спецслужбы организовали гибель нашего президента и сопровождавшей его когорты видных политических и общественных деятелей Польши! – явно теряя почву под ногами, выпалил хозяин машины.
– Ага… – саркастично рассмеялся Журавин. – А еще русские устроили цунами в Индийском океане, залили нефтью Мексиканский залив и взорвали Фукусиму.
Побагровевший от возмущения пан Михайский ничего не ответил, лишь его подрагивающий подбородок выдавал внутреннее состояние.
После Радома и Кельце придорожные ландшафты стали еще более рельефными. А на подъезде к Кракову, обосновавшемуся в верховьях Вислы, берущей начало на склоне Бараньей горы в Моравско-Силезских Бескидах – самой западной гряде Карпат, они напомнили Лаврову предгорья Северного Кавказа на Ставрополье, где ему не раз доводилось бывать. Дорога бесконечной лентой все уносила и уносила их на юго-запад, порой выписывая весьма замысловатые виражи на каменистых склонах холмов, в иных местах вздымающихся к небу на многие десятки метров.
Границу со Словакией, которая, как и Польша, входила в шенгенское соглашение, у крохотного городка гончаров Трстены пересечь удалось без малейших осложнений. Выйдя у словацкого пограничного поста, пан Михайский показал свои документы, в том числе и наградные, что произвело на пограничников заметное впечатление, после чего машина помчалась дальше.
– Небось держали пистолет на взводе и ежесекундно готовились пальнуть мне в спину? – на лице пана Михайского промелькнула язвительная усмешка. – Только не говорите, что были олимпийски спокойны во время моего общения с пограничной охраной.