Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста)

Стокер Брэм

В этот момент послышались приближающиеся шаги к открытой двери гостиной, и тонкий слух мисс Чесней поймал звук; она моментально оставила свою свободную позу и выпрямилась.

— Это Сибилла! — Сказала она с полусмеющимся, полуизвиняющимся выражением своих карих искрящихся глаз. — Я никогда не могу разваливаться при Сибилле!

Мое сердце учащенно билось, когда вошла женщина, которую поэты могли бы назвать богиней своих грез, но на которую я теперь смотрел, как на красивый предмет, предназначенный в продажу на законном основании. Она была одета в простое белое платье без всяких украшений, кроме золотого кушака античной работы, и букет фиалок красовался среди кружев на ее груди. Она выглядела еще

прелестнее, чем тогда в театре, когда я увидел ее в первый раз. Ее глаза светились глубже, и румянец вспыхивал ярче на ее щеках, а ее улыбка, когда она здоровалась с нами, была просто умопомрачительна. Чтото в ее присутствии, движениях и манерах возбуждало во мне такой прилив страсти, что голова моя закружилась и мысли спутались, и, несмотря на холодный расчет, дававший мне уверенность, что она будет непременно моей женой, в ее достоинстве и безукоризненности было столько очарования, что я почувствовал себя пристыженным и склонным усомниться в том, может ли даже сила богатства нарушить покой этой восхитительной девственной лилии. Ах, как мы, мужчины, безумны! Как мало мы думаем об язве в сердцах тех женщин-лилий, выглядящих столь чистыми и полными грации!

— Ты опоздала, Сибилла, — строго проговорила ее тетка.

— Опоздала? — равнодушно проговорила она. — Очень сожалею!

— Папа, разве вы импровизированный экран?

Лорд Эльтон поспешно отошел в сторону, вдруг осознав свою эгоистическую монополию на пламя.

— Вам не холодно, мисс Чесней? — продолжала леди Сибилла тоном заученной любезности, — не хотите ли ближе придвинуться к огню?

— Благодарю вас! — пробормотала она, скромно опуская глаза.

— Сегодня утром мы услыхали ужасную новость, мистер Темпест, — сказала леди Сибилла, смотря скорее на Лючио, чем на меня, — без сомнения, вы ее прочли в газетах: один из наших знакомых, виконт Линтон застрелился прошлой ночью.

Я не мог удержаться от легкого содрогания. Лючио бросил на меня предупреждающий взгляд и сам ответил.

— Да, я прочел об этом краткое извещение. Ужасно, в самом деле! Я также немного знал его.

— Да? Он был помолвлен с одной моей подругой. Я подумала, что она счастливо спаслась, потому что хотя он и был приятный человек для общества, но он был также большой игрок и мот и быстро спустил бы ее состояние. Но она не хочет видеть это в таком свете, она очень потрясена. Она, во что бы то ни стало, хотела сделаться виконтессой.

— Я вижу, — сказала мисс Чесней, и ее глаза лукаво блеснули, — что не одни только американки гонятся за титулами. С тех пор, как я здесь, я знаю несколько, в сущности, хороших девушек, вышедших замуж исключительно для того, чтоб называться «миледи» или «ваше сиятельство». Я сама очень люблю титул, но также люблю и человека, связанного с ним.

Граф подавил прерывистый смех. Леди Сибилла задумчиво смотрела на огонь и продолжала, как будто бы она ничего не слыхала.

— Конечно, моей подруге представятся и другие партии: она молода и хороша, но я думаю, не с точки зрения общества, что она была немного влюблена в виконта.

— Глупости! Глупости! — сказал отец как-то раздраженно. — У тебя в голове какие-то романтические бредни, Сибилла; один «сезон» должен тебя вылечить от сентиментальности… ха… ха… ха… Она отлично знала, что он был распутный негодяй, и выходила за него замуж с открытыми глазами. Когда я прочел в газетах, что он пустил себе пулю в лоб в кэбе, я сказал: «Дурной вкус! Испортить экипаж бедному извозчику для удовлетворения своей причуды!» Хаха! Но тут же подумал, что он это вовремя сделал, иначе он бы испортил жизнь женщины.

— Несомненно! Проговорила рассеянно леди Сибилла. — Но все-таки иногда бывает что-то вроде любви.

Она подняла свои красивые, ясные глаза на Лючио, но он не смотрел

в ее сторону, и ее смелый взгляд встретился с моим.

Что выражал мой взгляд — я не знаю, но я увидел, что кровь прилила к ее щекам, и, казалось, дрожь пробежала по ее телу. Затем она сильно побледнела. В этот момент один из великолепных лакеев появился у дверей.

— Обед подан, милорд!

— Хорошо!

И граф приступил к установлению нас по парам.

— Князь, предложите руку мисс Фитцрой. Мр Темпест, прошу вас вести мою дочь, я последую за вами с мисс Чесней.

Мы спустились с лестницы в этом порядке, и я, идя сзади Лючио под руку с леди Сибиллой, не мог не улыбнуться на чрезвычайную важность и серьезность, с которой он рассуждал о церковный вопросах с мисс Шарлоттой, и на неожиданный энтузиазм, по-видимому, охвативший достойную старую деву от некоторых его замечаний относительно духовенства: они были самой почтительной и ревностной похвалой, составляя полнейшую противоположность идеям, высказываемым мне. Очевидно, ему хотелось посмеяться над благовоспитанной дамой, и я наблюдал его поведение с внутренним удовольствием.

— Значит, вы знаете милейшего Капона? — сказала мисс Шарлотта.

— Очень хорошо! — с одушевлением ответил Лючио. — И уверяю вас, что горжусь этим знакомством. Поистине прекраснейший человек! Почти святой, если не совершенно!

— Такого чистого ума! — вздохнула старая дева.

— И так далек от тени лицемерия! — подтвердил Лючио с неподражаемой серьезностью. — Ах, да! Да, конечно! И так…

Тут они вошли в столовую, и я больше ничего не мог слышать. Я последовал за ними с моей прекрасной дамой, и через минуту мы сидели за столом.

XII

Обед прошел в том порядке, как большинство обедов в больших домах; сначала с церемонностью и натянуто, к середине слегка согрелся и достиг полной приятной теплоты взаимного понимания, когда мороженое и десерт возвестили об его наступающем конце. Сперва разговор, то и дело, обрывался, но потом, под руководством Лючио, сделался оживленным и веселым. Я прилагал все старания занимать леди Сибиллу, но нашел ее, подобно большинству, немного рассеянной слушательницей. Она была холодна и неразговорчива; впрочем, я скоро решил, что она не была особенно сведущей и ничем не интересовалась; у нее, как и у многих из ее класса, была раздражающая привычка мысленно отвлекаться от вас и погружаться в задумчивость, ясно показывающую, как мало ее интересует то, что вы или ктото другой ей говорит, хотя ее многие сделанные наудачу замечания показывали, что в ее, повидимому, нежной натуре скрывалась жилка цинизма и некоторое презрение к людям, и не раз ее слова кололи мое самолюбие почти до обидчивости и в то же время укрепляли силу моего решения завладеть ею и поработить ее гордый дух, сделав ее покорной, что приличествует жене миллионера и гения. Гения? Да, я себя считал им. Мое высокомерие было двоякое: оно происходило не только от того, что, как я соображал, было свойством моего мозга, но также от сознания, что могло сделать мое богатство. Я был убежден, что могу купить славу, купить ее так же легко, как покупают цветок на базаре, и еще больше был убежден в возможности купить любовь. И, чтоб доказать правдивость этого, я вдруг обратился к графу.

— Кажется, я не ошибаюсь, граф, вы жили в Варвикшейре в Виллосмирском замке?

Лорд Эльтон побагровел и поспешно глотнул шампанского.

— Да-а, да. Я имел это поместье некоторое время… Скорее обуза — поддерживать его: требуется целая армия слуг.

— Именно так, — кивнул я в знак согласия головой. — Я полагаю, что понадобится значительный штат прислуги. Я покупаю его.

Холодность леди Сибиллы наконец исчезла; она заволновалась, а глаза графа, казалось, вот-вот вылезут изо лба.