Скорбь Сатаны
Шрифт:
Лицо редактора вспыхнуло, и глаза удивленно расширились.
— Я думал… простите меня, — проговорил он заикаясь, — я думал, что с деньгами у Вас проблемы.
— Мое положение изменилось, — ответил я сухо.
Растерянный вид моего собеседника и удивительный переворот в моей судьбе, к которому я еще никак не мог привыкнуть, так повлияли на меня, что я не мог удержаться и засмеялся громко, почти истерично. Редактор испуганно оглянулся, как бы желая незаметно улизнуть, я схватил его за руку.
— Послушайте, — сказал я, стараясь пересилить свою истерическую веселость. — Я не сошел с ума, не думайте этого, я просто миллионер! — И я опять неудержимо расхохотался:
— Даю вам честное слово, что я не смеюсь — это сущая правда! Вчера вечером я нуждался в обеде, и вы, как добрый малый, предложили меня накормить, — сегодня у меня пять миллионов фунтов стерлингов; не смотрите на меня так удивленно, а то с вами сделается удар; как я уже докладывал вам, я теперь издам свою книгу на собственный счет, — и она будет пользоваться успехом, за это я вам ручаюсь. Я не шучу, я говорю серьезно и непоколебимо, как сама судьба. Теперь, сейчас, в моем бумажнике больше денег, чем нужно, чтобы напечатать мой роман.
Я выпустил руку редактора; он отшатнулся изумленный и растерянный.
— Боже мой! — пробормотал он, — это похоже на сон; я никогда ничем не был так поражен, как этим известием.
— Так же как и я, — сказал я, с трудом удерживаясь от второго припадка хохота. — Но странные вещи случаются не только в сказках, но иногда и в действительности. И книга, отвергнутая строителями, — я хочу сказать, чтецами, будет угольным камнем строения, или успехом настоящего сезона! Что вы возьмете, чтобы издать ее?
— Возьму? я? Вы хотите, чтобы я издал ее?
— Да, конечно, отчего же нет? Если я предлагаю вам заработок, неужели стая оплаченных вами чтецов могут помешать вам принять его. Вы не раб, и мы живем в свободной стране. Я знаю, кто занимается приемом рукописей в вашей конторе, — старая дева пятидесяти лет, никогда не любимая и никому не нужная — бездарный литератор, изливающий свою желчь в едких заметках, на полях даровитых сочинений; скажите мне, во имя всех святых, зачем вы доверяете таким некомпетентным лицам? Я заплачу вам за издание, какую хотите высокую цену, и еще набавлю в виде признательности за ваш покладистый нрав. — Ручаюсь вам, моя книга не только создаст мне славу, как автору, но и вам, как издателю. Я буду рекламировать ее во всю, и подкуплю всех критиков… Все в нашем мире возможно, когда есть деньги…
— Подождите, подождите, — перебил меня редактор, — все это так неожиданно, дайте мне возможность обдумать Ваше предложение.
— Даю вам один день на размышления, — перебил я, — но ни секунды больше. Если вы не согласитесь, то я найду кого-нибудь другого, и он наживется вместо вас; вот и вся разница! Будьте умны, мой друг, а пока, доброго Вам дня.
Редактор стремительно бросился за мной.
— Остановитесь; вы говорите так странно, так дико, почти бессвязно. У вас голова совсем вскружилась.
— Да, но в хорошую сторону.
— Боже мой, — и он мягко улыбнулся, — вы не даете мне времени поздравить вас. Поздравляю вас от всей души! — И он сильно сжал мне руку. — А что касается книги, то на самом деле в ней нет крупных недостатков; некоторые рассуждения слишком резки и навряд ли понравятся публике, вот и все. Домашние скандалы составляют в наше время самый благодарный сюжет, но я подумаю и пришлю вам ответ; куда прикажете?
— В «Гранд-Отель», — ответил я, забавляясь внутренне его замешательством, — я знал, что в голове он уже прикидывал цены и размышлял, сколько можно будет с меня стянуть для удовлетворения моего литературного
С этими словами я оставил редактора, тупо смотревшего мне вслед, как будто какое-то невиданное чудовище упало с неба к его ногам. Я продолжал свой путь, внутренне смеясь минувшему разговору, пока удивленные лица встречающихся мне людей не заставили меня прийти в себя и скрыть волновавшие меня мысли. Я шел быстро и, благодаря этому, мое возбуждение улеглось, и я вошел в нормальное состояние флегматичного англичанина, считавшего верхом неприличия выказывать какие-либо чувства. Я употребил остальные часы утра на покупку готового платья, которое на счастье пришлось мне в пору, и дал самый обширный заказ самому дорогому портному Лондона, обещавшему выполнить все скоро и аккуратно. После этого я послал хозяйке моей бывшей квартиры должные ей деньги, с придачей 5 фунтов, в виде благодарности за ее долготерпение и доброту, пока я проживал в ее мрачном доме, и в очень веселом настроении духа, подбодренный моим обновленным платьем, я вернулся в «Гранд-Отель». Встретивший меня лакей с подобострастной учтивостью доложил мне, что «его сиятельство» дожидается меня к завтраку в своих апартаментах. Я направился туда и застал моего нового друга одного в своей роскошной гостиной; он стоял в полном освещении среднего окна и держал в руках длинный хрустальный ящичек, на который смотрел с почти любовной заботливостью.
— Ах, Джеффри, вот и вы, — воскликнул он, — я надеялся, что вы покончите с делами до завтрака, и поджидал вас.
— Чересчур любезно с вашей стороны, — ответил я, обрадованный тем, что он назвал меня по крестному имени. — Что это у вас в руках?
— Один из моих любимцев, — ответил Лючио с легкой улыбкой. — Вы верно никогда ничего подобного не видели?
Глава шестая
Я подошел ближе, чтобы рассмотреть ящичек. Он был просверлен дырочками для свободного обмена воздуха, на дне лежало насекомое с яркими крыльями, раскрашенными всеми цветами радуги.
— Оно живое? — спросил я.
— И живое и до известной степени разумное, — ответил Риманец, — я кормлю его, и оно знает меня; это все, что можно сказать о цивилизованных существах, не так ли? Люди признают лишь тех, кто кормит их? Насекомое вполне ручное и дружелюбное, как видите и, открыв ящик, Лючио бережно протянул свой указательный палец. Блестящее тело жука заискрилось отливами опала, яркие крылья медленно раскрылись и насекомое поднялось и прицепилось к руке своего покровителя. Князь высоко поднял его и, легко размахивая рукой, воскликнул.
— Лети, маленький дух, лети и вернись ко мне.
Жук поднялся к потолку, потом начал кружиться, своим блеском он напоминал чудный драгоценный камень; я следил за ним с восторгом; совершив несколько кругов, насекомое вернулось к своему владельцу и село ему на руку, не пытаясь больше летать.
— Одно общее место гласит, что посреди жизни кроется смерть, — произнес князь, мягко устремив свои темные глаза на блестящие крылья своего любимца, — на самом деле это сказано не вполне правильно: лучше было бы сказать, что посреди смерти кроется жизнь! Это маленькое существо, редкое и любопытное произведение смерти, и не единственное в своем роде. Другие находились в тождественных условиях. Я завладел этим насекомым довольно странным образом; если вам не скучно, то расскажу, как было дело?