Скорость, маневр, огонь
Шрифт:
– Ну, рассказывайте, кто из вас обзавелся семьей?
– Пока что мы закоренелые холостяки, товарищ полковник! – за всех отчеканил Алексеев.
Командир внимательно посмотрел в его сторону и вдруг расхохотался. Засмеялись и мы. Алексеев стоял серьезный, хотя и покраснел до ушей.
– Значит закоренелый?
– Так точно, товарищ полковник, – ответил Алексеев.
Командир смеялся как-то по-особому, покачивая лысой головой от удовольствия.
– Ну, раз вы холостяки, да еще закоренелые, разместим вас всех
– К сожалению, такого дома не найдется, – заметил начальник штаба. – В одном подъезде можно разместить.
– Вот и хорошо, – согласился полковник. – Главное, чтобы все жили вместе.
Мы очень обрадовались, а Сашка Алексеев чувствовал себя героем дня и даже не обижался, когда его называли «закоренелый».
Итак, в третьем по счету доме мы заняли весь подъезд с первого до четвертого этажа. Кровати, столы, гардеробы для одежды и стулья получили со склада КЭЧ. Остальную утварь: этажерки для книг, полочки для туалетных принадлежностей, радиоприемники, патефоны купили сами.
Все бытовые дела были улажены. Жили мы весело и дружно, по утрам звонили будильники. Многие выбегали во двор в одних трусах и делали физзарядку. Все шло по установленному распорядку дня.
Командир полка бывало встретит:
– Ну, как дела?
– Нормально, товарищ полковник!
– Давай, давай «закоренелые». И глаза затеплятся отеческой лаской. Все летчики любили Старостенкова, как родного отца. А если кому и доставалось – не обижались. Знали, зря ругать не станет. Вскоре полк стал получать новые, более совершенные самолеты И-16, последних серий, с более мощными моторами.
– Да, этот «ишачок» не тот, что был раньше, – говорили старые летчики, прошедшие жесткую школу войны в Испании и только что прибывшие с Халхин-Гола, – капитан Плясов, старшие лейтенанты Скорняков, Суслов, Спирин, Сычев. Все они имели большой опыт воздушных боев и были отмечены правительственными наградами.
Нас, новичков, распределили по эскадрильям. Я попал в первую эскадрилью ночных истребителей. В ней были все старослужащие летчики. Они закончили программу дневной подготовки и уже тренировались ночью.
Командовал нашим подразделением капитан Суворин, худощавый, выше среднего роста человек с цепким взглядом. Я был назначен в третье звено, командовал которым младший лейтенант Баранов. Это был небольшого роста блондин, очень подвижный, физически крепкий, отлично подготовленный летчик.
Привел меня к Баранову командир эскадрильи и говорит:
– Вот вам, Василий Иванович, ведомый летчик.
Звено тогда состояло из трех самолетов. Ведущий – это командир звена, ведомый справа – старший летчик, неофициальный заместитель командира звена. Я был младшим летчиком – левым ведомым.
Мое появление в эскадрилье опытных летчиков никого из них не удивило. Только я чувствовал себя белой вороной. Старшие товарищи по оружию вели
– Почему так долго не летаю? – спросил я однажды.
Товарищи молчали. Я чувствовал, что за меня переживает и сам Баранов, Но он тоже молчал и ждал команды Суворина.
Ох, как обидно было приезжать на аэродром, выкладывать полотнища на старте и ни разу даже не сесть в кабину самолета.
– Ну, как, ты уже освоил профессию стартера? – начали подтрунивать летчики других эскадрилий, прибывшие со мной из Кировабада.
А я молчу. Жду, когда капитан Суворин вспомнит обо мне.
Внешний вид у старослужащих летчиков внушительный: одеты в кожаные регланы, на ногах меховые унты, через плечо планшеты с картами, Приятно смотреть, когда они идут на полеты. И говорят по-особому, на своем летном языке, которого непосвященный в авиацию и не поймет.
А мне опять дежурить у посадочного знака «Т». Обидно.
В марте полк перебазировался в лагеря. Поселились в пионерском лагере, рядом с домом отдыха. Я продолжаю добросовестно нести службу в стартовом наряда и наблюдаю, как совершенствуют свое мастерство летчики нашей эскадрильи. Вот они девятками ведут воздушные бои, упражняются в стрельбах по конусу, выполняют такие задания, о которых в училище и на курсах нам даже слышать не приходилось.
И так каждое утро.
– Летный состав на полеты становись! – раздается команда.
Ко мне это не относится. Команда подана «старикам». Они садятся в автобус и едут к самолетам, а я – с техническим составом. Все улетают, а мне Суворин приказывает:
– Ты, Иванов, будь возле «Т» и наблюдай, как они взлетают и как садятся. Записывай, кто сел с недолетом или перелетом.
Проходит месяц, второй, а я все хожу в стартовый наряд и думаю: «Должно быть за какую-то провинность попал я в эту мудреную эскадрилью. Хотя бы знать за что!».
В конце концов не выдержал.
– Товарищ капитан!
– Слушаю вас, товарищ младший лейтенант, – отвечает Суворин.
– Скоро ли моя очередь до полетов дойдет? Суворин посмотрел, подумал что-то про себя и спокойно ответил:
– Вам выговор. Кругом! Шагом марш!
Повернулся я и пошел. Никак не могу понять: за что же объявлено взыскание?
Смотрю: комэск подзывает командира звена Баранова и делает ему энергичное внушение. Тот подходит ко мне и сердито спрашивает:
– Ну, что – получил?
– Так точно, получил выговор.
– А знаешь за что?