Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы
Шрифт:
Но успех авантюры, весь в целом, зависел сейчас от Овчарова, который снова скромно сидел в уголке, черкая дорогой паркеровской ручкой в блокноте. Только и об этом никто не должен был догадываться. Громов, правда, раскурив папиросу, легким движением брови указал Шестакову, что хотел бы спросить кое о чем наедине.
— Слушаю вас, — выйдя с летчиком в круглую ротонду между двумя кабинетами, спросил он, крутя в пальцах очередную сигару.
— На чем вы лететь собрались, Григорий Петрович? Сиснерос сколько уже раз косился, только вы не реагировали. Он, конечно, вправе вообразить, что завтра из России «ТБ-3»
— Молодец, Михал Михалыч. — Сашка чуть не хлопнул его ладонью по плечу, но вовремя воздержался. — Отчего я и взял вас в команду… Товарищ Монте-Кристо, — позвал он.
Виктор вошел, разглаживая неизвестно зачем отпущенные длинные усы. Если б еще закрутил их вверх, как Дон Кихот или Сальвадор Дали, а то свисают, как у шляхтича.
— Вот, знакомьтесь, комбриг, это наш друг из Парагвая, можете называть его компаньеро Виктор, если хотите. Подполковник царской службы, неплохо проявил себя в Гражданской войне на «той» стороне, что вас не должно обидеть, ибо история — дело такое. В Парагвае, в тридцать четвертом, если слышали, бывшие белые офицеры помогли выиграть их войну с Боливией при пятикратном превосходстве противника. Именами русских героев названы улицы и площади…
Предваряя вопрос Громова, который великолепно помнил Овчарова по первому перелету, Шестаков быстро сказал:
— И ничего больше. Наш друг из Парагвая. Если у вас появились какие-то посторонние ассоциации — это наверняка влияние здешнего отвратительного климата. Давайте о деле. Дон Виктор готов перегнать в Лериду несколько «Ю-52» и других гражданских самолетов, рассчитанных на пятнадцать-двадцать комфортно летящих пассажиров. Сколько десантников с вооружением можно всунуть в каждый для перелета на пятьсот километров?
— Я думаю, не меньше тридцати в посадочном варианте. Парашютистов со всем необходимым вооружением — те же пятнадцать. Вы понимаете.
— Само собой. Значит, что нам нужно?
— Товарищ Шестаков, вы волшебник?
Шульгин построжел лицом. Таких вопросов он не любил. Даже в своем основном варианте, а зампред Совнаркома должен быть покруче…
— Отвечайте на вопрос, комдив!
— Исходя из вашего задания — двадцать самолетов названного типа.
— Двадцать не гарантирую. Пятнадцать — может быть. Авангард придется сбрасывать действительно с «эсбэшек» и старых «девуатинов». Короче — готовьтесь. Иных вариантов все равно не будет. Срок — неделя.
Громов собрался по-строевому повернуться и уйти, но вдруг сделал то, чего от него Шульгин никак не ждал.
— Григорий Петрович, разрешите один вопрос. Попросту, раз у нас отношения не совсем официальные?
— Отчего же нет, Михал Михалыч, я всегда открыт. Винца, может быть, для облегчения субординации?
— Разве только сухого стаканчик. С утра работы много…
— Так что вы хотели спросить?
— Не обидитесь?
— Не привык. Не моего стиля эмоция.
— Понятно. Откуда у вас такие полководческие способности? С восемнадцатого года кого только не перевидал, а с подобным не встречался. И расчет, и безрассудство, и
— Ответить? Где вас на самолетах летать учили? Вы гимназию кончили, вам там аэродинамику преподавали? Старичок-учитель насчет элеронов, устойчивости и управляемости аппаратов тяжелее воздуха просвещал? Или Туполев с вами советовался, скажи, мол, Миша, как бы мне этот «АНТ-25» сообразить, чтоб ты на нем до Америки долетел? Почему десятки ваших коллег угробились, а вы в асы и герои выбились? Имеете рациональный ответ?
Посадил он Михаила Михайловича простейшим образом.
— Так что отдыхайте, товарищ комдив. Как только придумаете, как на мои вопросы ответить, заходите, поговорим.
Шульгин сам себе удивлялся, сколько же лишней энергии у него до сих пор оставалось нереализованной. Даже в белом Крыму, где он вроде бы выкладывался по полной. Здесь же его хватало на все — планирование военных операций, дипломатию, интриги, и еще он заблаговременно прикидывал схему игры после возвращения в Москву. Со Сталиным, с Лихаревым, с Антоном, с Сильвией, в конце концов.
Неужели все это — следствие избавления от давления Держателей, которые если и не всегда вмешивались напрямую, то сохраняли напряжение некоего «тормозящего поля»? И нечего скептически усмехаться, вполне такое вписывается в систему всеобщей космогонии.
С Виктором давно было сговорено. Он, подобно суворовскому солдату, «знал свой маневр». И это его увлекло. Не зря друг Шестаков придумал ему оперативный псевдоним Граф. В честь Монте-Кристо, которым Сашке все не удавалось поработать, невзирая на давнее желание. По прибытии в Париж Антон должен был передать в его распоряжение действительно неограниченные средства. В том числе и наличностью. Сам форзейль возьмет на себя определенную часть задания. Тут уж Шульгин постарался.
— А чего ты все пишешь, Витя? Новые стихи? Показал бы. Я ведь тоже не чужд…
Овчаров неожиданно засмущался, что с его обликом и характером никак не гармонировало. Хотя ведь политика — одно, а поэзия — совсем другое. Предавшись виршеплетству, человек волей-неволей приоткрывает тайные струны своей души, если, конечно, не ограничивается сочинением бравурных строевых песен. Великий князь, и тот маскировал свои произведения псевдонимом «К.Р.», под которым и прославился.
— Да ладно, хватит тебе. Покажи, я тебя не выдам…
Овчаров протянул блокнот. Шульгин скользнул взглядом по восьмистишью.
Вот такие у меня, брат, дела… И ослабла нить, что к тебе вела. Вновь сижу один-одинешенек И не вижу звезд в небе крошево… Облаками вся даль затуманилась, Непонятно все, цель утратилась… Вот такая тут обстановочка, Хоть и вьется еще та веревочка…— Ну да. Лирический герой, томленье духа и все такое. Понимаю и готов подписаться. А воевать все одно надо, братец ты мой. Пускай «и скучно, и грустно, и некому руку подать…».