Скотч и немного обиды

Natali

Губы невидимки шевельнулись, и Гарри показалось, что тот довольно улыбнулся. Его голову еще сильнее потянули назад и в сторону, столбик кровати выскользнул из-под затылка, а поцелуй-укус все длился, до тех пор, пока юноша не выдержал и приоткрыл рот. Невидимка, воспользовавшись неожиданной возможностью, моментально углубил поцелуй, проникнув языком в рот Гарри.

От нахлынувших новых ощущений у юноши подогнулись колени. Он упал бы, упал на так страшившую его ранее кровать, если бы не был привязан к опоре балдахина. Сознание растворилось в поцелуе. И в этот момент

он почувствовал, что свободная рука невидимки вновь проникает к нему под рубашку.

Сильные тонкие пальцы погладили горячую кожу, закружили, чуть согнувшись, вокруг напрягшегося соска, внезапно сжали его и, чуть помедлив, царапнули уже ставшую болезненно-чувствительной бусинку плоти. Гарри ахнул бы, но его рот был занят чужим языком, который именно в эту секунду скользил по небу, по острым краешкам зубов, внутрь и наружу, заигрывая с языком Гарри. Гриффиндорец растерялся окончательно: его никогда не целовали так, точнее, его вообще никогда не целовали, а его собственные попытки были скорее неудачной пародией на то, что происходило сейчас. Голова кружилась то ли от удовольствия, то ли от недостатка воздуха, перед глазами плыли цветные круги, и тут невидимка, снова потянув свою жертву за волосы, буквально оторвал гриффиндорца от себя.

Гарри чуть не возмутился тем, что поцелуй был прерван, но напавший прошелся губами по шее, попеременно то прикусывая кожу, то зализывая болезненные отметины языком, постепенно спускаясь к ключицам. Юноша с удивлением осознал, что верхние пуговицы рубашки уже расстегнуты, впрочем, уже не только верхние. Приятная прохлада коснулась его напрягшихся сосков. Но пока умелые руки ловко избавляли его от иллюзорной преграды, губы продолжали выцеловывать непонятный рисунок на его ключицах, перемежая ласку с весьма чувствительными укусами, большая часть которых приходилась в основание шеи.

Юноша зашипел от боли и не сразу понял, что его волосы внезапно отпустили. Обе руки невидимки легли ему на плечи, затем спустились ниже, выкручивая затвердевшие от возбуждения соски, а жадный рот все это время терзал уже горящую от поцелуев шею гриффиндорца. Невидимка по-хозяйски огладил бока гриффиндорца, ногти больших пальцев снова задели соски, скользнули вниз, до крови царапая кожу на груди, животе. Руки легли Гарри на талию, по тяжело вздымающейся груди мазнула длинная челка, а потом острые зубы вцепились в ноющий от боли правый сосок.

Гарри заорал. Это было… было… Мерлин, казалось, что боль прошила его позвоночник, заставляя выгибаться в мучительной судороге. Чужие пальцы нахально проникли под ремень джинсов, сначала сзади, потом, отступив с захваченных позиций, спереди, быстро огладили выступающие тазовые косточки, выскользнули из под ремня, и невидимка отстранился, в последний момент словно в насмешку проведя рукой по ширинке.

– Что?.. – словно выдох вырвалось из уст Гарри. И только когда руки неизвестного отпустили его, юноша осознал, что именно сейчас произошло. Это же… это…

Щеки юноши вспыхнули от стыда. Он возбудился от действий невидимки, да так, что болезненное желание выворачивало суставы, а член, придавленный металлическими «болтами» джинсов, готов

был взорваться – и прикосновение чужой руки даже через грубую ткань обжигало как каленое железо. А хуже всего было то, что от невидимки данный факт не укрылся. Над ухом Гарри раздался удовлетворенный смешок, кончики пальцев легко скользнули по щеке, убрали локон волос, прилипший к вспотевшему лбу, и снова исчезли. Гарри задержал дыхание, пытаясь услышать, что же делает насильник, хотя какой, к Моргане, насильник, если тело так реагирует на его ласки.

Внезапно гриффиндорец почувствовал, что ремень, стянувший затекшие локти, ослабевает, и застонал, когда плечи после долгой неподвижности пронзила острая боль. Каблуки невидимки звонко стукнули по каменному полу, беззвучно приоткрылась дверь – серым прямоугольником в угольно-черной темноте, метнулся стремительный силуэт и Гарри остался в комнате один.

Глава 3.

В которой Гарри не верит своим глазам, Драко мурлычет, а авторы наконец-то дорываются до обнаженки.

– Гарри! Гарри! Да Поттер же! Вставай, зелья проспишь!

– Что?! – в гриффиндорской спальне упоминание зелий всегда обладало повышенным пробуждающим эффектом. Поттер рывком уселся в постели, прижимая к себе измятую простыню и пытаясь сообразить, что происходит вокруг.

– Вставай, тебя Снейп в подземельях уже заждался! – пробурчал Рон, переворачиваясь на другой бок: он всегда шел в душ последним, предпочитая понежиться в кровати лишние десять минут.

– А, да… - сонно пробормотал Гарри и, кое-как напялив на нос очки, поплелся в ванную. Глаза ни в какую не хотели открываться, словно всю ночь он не спал, а… или он действительно не спал?

Упершись туманным взором в запотевшее зеркало – Дин опять напустил полную душевую пара – Гарри мучительно пытался сообразить, что нужно протереть: глаза, стекла очков или все-таки само зеркало. Не сообразив, принялся последовательно перебирать варианты, и уже через минуту с подозрением рассматривал чье-то бледное лицо с красными глазами.

– У-у, - восхищенно протянуло зеркало.
– Хотело бы я встретиться с тем героем, который так славно потрудился над твоим лицом и шеей.

Гарри, не обращая внимания на комментарии ехидного стекла, продолжал рассматривать свое отражение, и воспоминания о вчерашнем вечере начали всплывать в его голове отдельными картинами, а потом хлынули сплошным потоком.

– Ой, б**, - тоскливо протянул парень. – И как же я на занятия пойду, в таком-то виде?

Он осторожно провел пальцами по украшавшим шею следам засосов и поморщился от боли. Так, воротником это безобразие точно не прикрыть, придется надеть шарф. Хорошо хоть грудь под мантией не видно – Гарри скосил глаза и присвистнул, увидев покрасневшие соски и тянущиеся от них вниз царапины. Слегка прикоснулся к одной кончиком пальца, провел вниз, и тело, помнящее вчерашнее удовольствие с готовностью отозвалось смесью боли и чего-то… ммм… чего-то запретного, заставившего Гарри замереть и прислушаться к сладким ощущениям, разгорающимся в паху.