Скованные намертво
Шрифт:
Дверь ванной около входной двери распахнулась, на пороге появился невысокий, в черной рубашке грузин. В руке он держал пистолет Макарова.
Оперативник в коридоре среагировал быстро. Он ударил ногой по двери ванной, и дверь захлопнулась, сметя вышедшего мужчину — вора в законе Кэтмо.
Аверин проскочил дверной проем и прижался к стене. На лестничной площадке, передернул затвор.
— Милиция! — крикнул он. — Кэтмо, выходи с поднятыми руками.
Никакой реакции.
Аверин прижимался к стене. В любой момент мог прогрохотать выстрел. У вора могли
— Считаю до трех! — крикнул Аверин. — Потом стреляю Раз!
В ванной никто не шелохнулся.
— Кэтмо, не шути! Два!
Прошла секунда. Другая. Дверь ванной распахнулась. На пороге появился Кэтмо. Оперативник дернул его, припечатал к стене, ударил локтем по ребрам и сшиб с ног, защелкнул наручники.
— Фу, — Аверин вытер выступивший на лбу пот.
В квартире на полу валялись трое грузин — телохранители Кэтмо. Один из них — Гоги Берадзе, засветившийся на расстреле в Приморье. Кроме них оказалось еще несколько человек: грузинка лет тридцати, хриплая, с нахальной физиономией — чистейшая воровская мурка; сын Кэтмо — ангелоподобное существо лет восьми; девушка лет восемнадцати, плотная, черно-косая — сестра вора в законе и младенец в кроватке — сын вора.
Муровские опера второго отдела, бывшие спецназовцы, ребята нервные, к тому же прочитавшие справки о похождениях Кэтмо, немного позлобствовали.
— Ты нас, скот, убить хотел. Ты, погань, — нагнувшись над ним закричал оперуполнолмоченный.
После второго удара по загривку Кэтмо вздрогнул. Его била дрожь. Он выгнулся, зашипел. И зашелся в припадке. На губах выступила пена.
— Нэ бейте! Он эпилепсик! — с акцентом заорала грузинка. — Фашисты! Нэгодяи! Сволочи, чтоб вы сдохли.
— Э, подруга, не ори, — Савельев толкнул ее на кресло. — Чего причитаешь?
— Нэ трогайте его! У него от следствия два раза голова пробита.
Кэтмо было тридцать три года, и почти десять лет он носил титул. Он застал ту пору, когда грузинские воровские традиции и рост вооруженного бандитизма в республике стали волновать Центр и была спущена жесточайшая директива — давить авторитетов. Партийное и милицейское руководство рассудило, что кресла дороже добрых отношений с ворами. Вышли из подполья честные сотрудники МВД, долгие годы мечтавшие устроить вендетту воровскому сообществу. И пошли аресты. Воров брали с оружием, с наркотиками: значительная часть грузинских воров — наркоманы со стажем. Пошли раскрутки, при этом угрозыск в средствах не стеснялся, часто показания по делам, особенно связанным с бандитизмом и убийствами, просто выколачивались самыми жестокими мерами. На такую кампанию и угодил Кэтмо в молодости. Его едва не забили на допросе. После этого начались припадки, усугубленные давней наркоманией.
На Кэтмо вылили стакан воды, он немножко пришел в себя и лежал, уткнувшись лицом в ковер в коридоре.
Квартира состояла из двух комнат, обставленных скупо. На столе красовалась видеодвойка. Лежало в шкафу штук пятьдесят видеокассет. Большинство — каратистские и гангстерские боевики.
— Вот, — Аверин ткнул в видеокассету с надписью — юбилей Гиви.
— Запись
Пригласили понятых и начался обыск. Он сопровождался криками Лии — жены Кэтмо:
— Вы посмотрите на них. Как они мучают чэстных людей! Через две минуты в ванной, где решил оборудовать огневую точку Кэтмо, нашли пистолет, с которым он встретил опергруппу.
— Это что? — спросил Аверин.
— Подбросили, — заорала хозяйка. — Подбросили пистолет, тоже мнэ, милиция! Провокаторы!
Пистолет внесли в протокол. К нему прибавились несколько пакетов анаши — два из шкафа, остальные на кармане у телохранителей Кэтмо.
— А это что? — спросил Аверин.
— Нэ знаю, — заорала Лия, укачивая расплакавшегося грудного ребенка. — Но тоже подбросили.
Пока составлялся протокол, стоял непрекращаемый гвалт. Лия орала: «Подбросили, все подбросили». Ей вторила сестра Кэтмо. И восьмилетний мальчишка тоже в хор им кричал:
— Подбросили, все подбросили!
Семья вора прекрасно знала, как действовать в таких ситуациях. Аверин вздохнул, погладил по голове воровского сына.
Ребенок — могло выйти из него что угодно. Но что ждать, когда растет в такой семейке? Тоже вор будет. Тоже скурится наркотой. И умрет на нарах.
Пацаненок встряхнул головой и, всхлипнув, произнес:
— Все папе подбросили…
Потом замолчал, кивнул на оперативника, у которого на плече висел пистолет-пулемет «кедр».
— А что это за автомат вон у того?
— «Кедр», — пояснил Аверин.
— Ну и что, у моего папы тоже есть пистолет!
Сестра Кэтмо, находившаяся рядом, задохнулась от ярости и обрушилась на мальчонку с тирадой на грузинском языке. Пацаненок понял, что сказал что-то не то.
Шмыгнул носом:
— А почему вот ему можно автомат иметь, а моему папе нельзя пистолет иметь?
— Не положено.
Пацаненок вздохнул и привычно протянул:
— Подбросили…
Грудной малыш разревелся окончательно. Лия укачивала его, но успокоить никак не могла. Савельев, человек добрый и участливый, спросил:
— Помочь чем?
— Как же, поможэте, — скривилась Лия. — Вам только пистолэты подбрасывать. Дэтское питание. Бутылочка вон на той полке.
Савельев схватил двухлитровую бутылку из-под «Пепси-колы», до половины наполненную какой-то коричневой жидкостью.
— Возьми.
Лия ошарашенно посмотрела на бутылку, ее передернуло, и она нервно заорала:
— Да нэ эту!
— Ну-ка, — Аверин взял бутылку, открыл пробку, принюхался. — Григорий, ты знаешь что это?
— Что?
— Опийная настойка.
В руках он держал почти литр сильнодействующего наркотика.
— А там что? — Аверин открыл ящик стола на кухне, наполненного шприцами, в одном из них еще осталось такое же коричневое вещество.
— Эх вы, — покачал головой Савельев, разглядывая разлегшихся на полу людей. — Исколовшиеся, искурившиеся анаши. И нравится вам так жить, гадости всем делать?.. Какие-то животные.