Скрипка Льва

Аттли Хелена

Когда я выезжала из Венеции, воздух, врывающийся в окна машины, нес летнюю жару и запах урожая, но, когда дорога начала подниматься, температура за окном заметно упала. В сумерках я оказалась в узком извилистом коридоре, зажатом между высоких гор. Гроза осталась внизу, в долине, но напоминала о себе раскатами грома, отражающимися от скал, и потоками дождя, заливающими дорогу. Вскоре молнии уже вспыхивали непрерывно, и я с болезненным вниманием всматривалась в зеркала заднего вида, как будто меня, как кого-то преступника, могла преследовать полицейская машина.

Последний подъем привел меня из низины к перевалу Passo Valles, соединяющему долины Travignolo и Biois. Ошалевшая от бури и вконец измученная, я перебежала из машины к двери большого приюта под названием Capanna Passo Valles. Перед входом спал, громко храпя, старый сенбернар со спутанной шерстью. Он не сдвинулся ни на сантиметр, когда я открыла дверь, так что мне пришлось перешагнуть через его неподвижную тушу. Внутри синьора за стойкой наливала граппу нескольким задержавшимся на пути в свои спальни путникам. Она

была одета в традиционный альпийский наряд, состоявший из вышитой блузки, жилета и длинной юбки, причем чувствовала она себя в нем столь естественно, что не возникало сомнений в повседневности такого одеяния. Уже лежа в постели, я слушала, как стонет буря, оставленная за стенами приюта, и думала об Амелии Эдвардс, неутомимой путешественнице и писательнице, чья книга о посещении Доломитовых Альп в 1873 году лежала в моем чемодане. В течение лета, которое Амелия провела, объезжая горы верхом на муле, она наблюдала ежедневно повторяющуюся смену погоды: солнечные лучи утром и в первой половине дня сменялись надвигающейся бурей, начинавшейся вечером и бушевавшей всю ночь. Как-то она пожаловалась, что ей постоянно не дают спать не только громы и молнии, но и непрерывный звон церковных колоколов. И действительно, уже в пять утра следующего дня все жители деревни собрались в процессию и начали умолять Святую Деву защитить их от бурь. Погода успокоилась, но Эдвардс поняла, что в полдень они собираются в новую процессию, на этот раз с просьбой защитить их от засухи. «Богопослушным людям Каприле трудно угодить с погодой», - писала она, и слушая, как ветер громыхает ставнями и бьется о толстые стены убежища, я нисколько не удивлялась. И было поразительным сознавать, что поколения скрипок Кремоны с их прекрасными голосами вышли из такого вот хаоса альпийских бурь [13] .

13

Amelia Edwards, Untrodden Peaks and Unfrequented Valleys: A Midsummer Ramble in the Dolomites, Virago, 1986, pp. 169-71.

Настоящие альпинисты, у которых были эластичные костюмы и защитные шлемы, спали в большой комнате напротив моей. Я слышала, как они уходили на следующий день на рассвете, громко топая своими огромными ботинками. Их уход изменил демографию столовой - теперь большинство моих собеседников за завтраком были либо очень старыми, либо очень молодыми, что, впрочем, не помешало им съесть весь йогурт и выпить весь компот до того, как я смогла добраться до них. Лес Паневеджио подходит к самому краю летнего пастбища, и хорошо видно, как идеально ровно стоят параллельные стволы альпийских елей, словно штрихи карандаша, сделанные уверенной рукой.

Скрипки Кремоны до сих пор рождаются из влажного сумрака пахнущей смолой тени за частоколом деревьев, где мох не делает различий между камнями, стволами и лесной подстилкой, покрывая все одним сияющим ковром с плотным ворсом. Скрипки изготавливаются из нескольких пород дерева, но именно альпийские ели оказывают наиболее сильное влияние на их звучание. Их древесина, легкая, гибкая и очень прочная, оказалась исключительно подходящей для передачи легчайших колебаний струн скрипки, и за эти качества древесина получила название legno di risonanza, или резонансное дерево.

Амелия Эдвардс восхищалась «реликтовыми соснами высотой от двадцати пяти до тридцати метров, огромными в обхвате, и гирляндами из седого серо-зеленого мха, выросшего за века». С середины четырнадцатого века, когда этой территорией владели Габсбурги, и до наших дней мало что изменилось в состоянии лесов.

В доиндустриальной Европе любая древесина имела огромную ценность, поскольку была основным материалом для изготовления инструментов, строительства домов, амбаров и лодок; производство древесного угля было необходимо для кузниц и обжиговых печей, из древесной золы делали мыло и стекло, и просто использовали ее в качестве дров для отопления и приготовления пищи. И когда в Кремоне шестнадцатого века Андреа Амати работал над усовершенствованием своей скрипки, древесина имела такую же ценность, как нефть в двадцатом и двадцать первом веках. Неудивительно, что власти в империи Габсбургов постоянно занимались разработкой устойчивой системы производства ценной резонансной и всякой другой древесины в имперских лесах. Они строго следили за общим состоянием лесов, разрешая работать там только зарегистрированным лесорубам. Было установлено ограничение на количество продавцов древесины - каждого из них обязали приобрести в Инсбруке лицензию на вырубку леса. Система управления становилась все более сложной, и к середине девятнадцатого века Паневеджио был разделен на квадраты, как гигантская шахматная доска, тщательно регистрировались породы, высота и обхват деревьев в каждом из этих квадратов, называемых партичелли. Инвентаризация делянок проводилась каждые десять лет, и эти записи служили основой для принятия решений о том, какие деревья могут быть срублены в том или ином году. Это была первая регулярная система ведения лесного хозяйства в Европе, и она до сих пор используется как в Паневеджио, так и во многих других местах, которые когда-то принадлежали Империи. Хозяйствование было настолько эффективным, что Паневеджио по сей день поставляет резонансную древесину скрипичным мастерам по всему миру. Эксплуатация лесов осуществляется по тем же правилам, хотя теперь аэрофотосъемка обычно заменяет пересчет дерева за деревом.

Первую главу в жизни любой старой скрипки Кремоны

писали боскьери. Это были местные жители, лесники, которые наизусть знали высоту и обхват каждого дерева на своем участке. Отмеченные шрамами, как знаком профессии, они были достаточно крепкими и достаточно голодными, чтобы соглашаться на эту опасную работу, не говоря уже о риске оползней, лавин или неожиданных наводнений. Несмотря на столь ценный набор навыков, боскьери чаще всего были слишком бедны, чтобы иметь собственные инструменты, и поэтому зависели от торговцев древесиной, которые нанимали их просто за возможность использовать топоры, скребки для коры, лопаты и мотыги в течение сезона. Некоторые из них даже брали часть своей зарплаты колбасой, хлебом, сыром и вином и выменивали их у торговцев на туфли и куски грубой ткани, необходимые для изготовления одежды. В Канаде их назвали бы лесорубами, но это слово не полностью отражает занятия этих людей, которые к тому же обрабатывали горные склоны и имели весьма развитый словарь для обозначения трав разного качества, не меньший чем эсимосы для обозначения разных состояний снега. Боскьери мог объяснить разницу между «травой для молока» и «травой для мяса», они сразу узнавали «траву жесткую как шерсть осла» и знали, где найти «траву для телят, нежную, как шоколад для детей», и даже «траву, чтобы напоить коз до пьяну» [14] .

14

www.italy-tours-in-nature.com/vanoi.html

Торговцам древесиной приходилось иметь дело с этими отчаянными людьми на первом этапе долгого пути, который должен был привести всю древесину, включая резонансную, к их клиентам, при том, что единственным предпочтением боскьери, похоже, было желание работать на собственных фермах, а не подвергать себя опасности, работая на лесопромышленников в лесу.

Первая дорога в Примиеро и его долину была проложена только в 1873 году. Описывая те места до появления дороги, Амелия Эдвардс сообщает, что они были «такими же недоступными для колесных транспортных средств, как Венеция», потому что «для спуска во внешний мир необходимо было следовать по извилистым тропам, которые были проходимы для мулов, но ни одна не пригодна даже для маленькой повозки» [15] .

15

Amelia Edwards, Untrodden Peaks and Unfrequented Valleys: A Midsummer Ramble in the Dolomites, Virago, 1986, pp. 226-7. Если не указано иное, следующая информация о торговле древесиной между Альпами и Венецией взята из Gianfranco Bettega and Ugo Pistoia, Un Fiume di legno, fluitazione del legname dal Trentino a Venezia, with maps and illustrations by Roswitha Asche, Quaderni di cultura alpine, Priuli & Verlucca editori, 2010.

Однако, как и во многих других высокогорных селениях Доломитовых Альп, местные жители преодолевали эту труднодоступность, используя реки в качестве транспортных средств и торговых путей. Еще со времен средневековья древесина из горных лесов отправлялась по рекам Ваной, Чисмон и Брента в Венецию и другие города на равнине, поэтому хоть история скрипок Кремоны начинается в лесу, она все равно рассказывает о реках, прозрачных, но таких холодных, что даже в самые жаркие августовские дни достаточно тронуть их ногой, чтобы мысли о купании сразу отпали.

На этом трудном пути было много этапов, но в конечном итоге они приносили резонансную древесину с гор к мастерам Кремоны, а начиналось все с вырубки альпийской ели, которая росла на крутых и обрывистых склонах. Это требовало немалой силы и большого мастерства. Непросто было и вытащить срубленные стволы, иногда требовалось до восьми пар волов и двадцати боскьери, чтобы извлечь только одно дерево с особо трудного участка. Лесоповал начинался, как только в первых числах июня таял последний снег. Боскьери оставляли срубленные деревья там, где они упали, только очищали их от коры, чтобы пропитанная соком древесина высохла и стала легче, и её проще было бы перемещать. Завершив этот энергичный, но недолгий этап, они обычно прекращали работу в лесу, потому что теперь их заботой становились коровы: их нужно было перегнать в горы на летние пастбища. Вернувшись, мужчины вновь станут заниматься заготовкой леса до тех пор, пока в июле не наступит время сенокоса, и они не вернутся до тех пор, пока не уложат сено в укрытия. И, конечно же, еще один перерыв в День святого Варфоломея, 24 августа, который отмечался в местном городке Канал Сан-Бово. Боскьери считали его официальным праздником, и торговцы лесом пользовались этой возможностью, чтобы встретить всех, кто работал на них, и расплатиться с ними. Мужчины часто спускали все свои деньги в пьянках, поэтому драки и поножовщина были традиционной частью развлечений на канале Сан-Бово во время сагры, или фестиваля, который местные жители называли «нашим собственным Диким Западом».

Перед тем, как люди вернутся в лес в сентябре, нужно было проводить второй покос сена, и, конечно же, они снова оставляли топоры, когда приходило время возвращать коров с гор в низину до наступления зимних холодов. Только после этого они были готовы добывать древесину в лесу и приступали к работе, как только выпадал первый снег. Они привязывали веревки или цепи к стволам срубленных на неровных склонах деревьев и стаскивали их по заснеженной земле в более доступные места леса, где и загружали на сани, запряженные волами или лошадьми.